Сан Саныч замолчал и оглядел присутствующих. По щекам Кати катились слезы, но она их не вытирала. Глаза ее были широко открыты, и в них было столько ужаса, что мельком взглянувший на нее Игорь понял, что в жизни девушки, пожалуй, еще не было больших потрясений.

– Мы похоронили ее рядом с моими родными, благо место пока позволяло. – Спокойно и монотонно продолжил говорить хозяин. – Ее отец после похорон всю вину на случившееся возложил на меня. Почему я ее не встречал. Это был его главный упрек. Я не винил и не виню его за это. Потому, что понимаю родительское сердце. Мне было также больно, как и ее родителям, а может быть даже больнее.

Прошел еще год, и я познакомился с другой девушкой. Жизнь то должна продолжаться! Мы расписались, и спустя положенное время у меня родился сын. Мой сынулька, моя кровинушка. Какое счастье было держать его на руках, когда он засыпал и сладко причмокивал губами. Я замирал от восторга, боясь потревожить его сон.

– Нет, нет, нет! – Громко всхлипнула Катя, подняв бледное и заплаканное лицо. – Я не хочу, не хочу, чтобы он умер! А Вы, похоже, к этому и ведете свой рассказ!

– Катюша, успокойся. – Костя приобнял ее за плечи, ощутив, как девушку бьет нервная дрожь. – Может, ты пойдешь наверх, ляжешь и поспишь?

– Я сожалею, – подал голос Меркурий, – но вы все выслушаете рассказ до конца. Вы приехали за шокирующим репортажем, вы его получите.

– Сынулька подрастал, и я был счастлив от сознания того, что у меня есть любимые жена и сын. – Все так же размеренно и без эмоционально вел свое повествование Сан Саныч. – Когда сынульке исполнилось три года, я познакомился с одной одинокой старушкой. Я ведь все так же и работал сантехником, и однажды мне пришлось чинить у нее протекающие трубы. Она мне чем-то напомнила мою бабушку. Те же глаза, добрые руки, приветливость в разговоре. Мы подружились с ней, как может подружиться молодой мужчина и древняя старушка. Я стал забегать к ней на чашечку чая, приносил с собой овсяное печенье и мармелад, который ей особенно нравился. Она рассказывала о своей дочке, о ее несчастной судьбе, о ее смерти от рака груди. А я сидел на кухне под стареньким красным абажуром и просто слушал ее, не перебивая. Мне было очень уютно там. И однажды она предложила мне написать дарственную на меня. На свою квартиру. Сказать, что я категорически возражал, будет неправдой. Я понимал, что после смерти этой доброй старушки, ее квартира, а квартира большая, двухкомнатная, в дореволюционном доме, отойдет никому. Если точнее, то кому-нибудь другому, проворному и без комплекса вины.

Я согласился с благодарностью. И мы договорились, что примерно через неделю мы съездим к нотариусу и все оформим. Через неделю потому, что это было начало мая, и вся страна гуляла. А через пару дней после нашего разговора у меня случилась беда. Та беда, которая приходит неожиданно, тогда, когда кажется, что уже ничего плохого в твоей жизни произойти не может. Когда кажется, что впереди только зелень травы, чистое небо и яркое солнце.

В тот день моя жена с сынулькой пошли в детскую поликлинику. Она находилась буквально в пяти минутах от дома. Надо было перейти дорогу и немного пройти. И когда они, мои два родных сердечка, переходили дорогу, на зеленый свет светофора, по пешеходной зебре, их сбила машина.

– Не-ет! – Катя зарыдала в полный голос, закрыв лицо руками. Костя все так же сидел, обняв ее за плечи. Игорь словно окаменел, в его голове как назойливая муха вертелась только одна мысль: «Может Алла и права, может права, может права…».

Сан Саныч посмотрел на Меркурия и кивнул головой. Тот встал и, подойдя по очереди к каждому из журналистов, налил по полному стакану водки.