Первый вариант был более понятен как для менталитета советского хозяйственно-политического истеблишмента, так и для широких слоев населения, в принципе ожидавших от властей мероприятий административно-принудительного характера (во всяком случае в экономической сфере) и привыкших за десятилетия коммунистического режима, что именно такой курс избирается для преодоления хозяйственных затруднений. Однако практическая реализация подобной политики в случае ее выбора упиралась в одну проблему: в России рубежа 1980 – 1990-х годов не было политических и организационных механизмов, способных обеспечить осуществление «административной стабилизации». Не было жесткой вертикали организации власти сверху донизу, утратили былую эффективность органы принуждения, основательно подорванной оказалась система поддержания правопорядка. Словом, Россия (равно как и СССР в последние месяцы своего существования) оказалась страной с ослабленными государственными институтами. Слабое государство было объективной реальностью, которая должна была приниматься в расчет при выборе экономико-политической стратегии. Слабое государство Россия получила в наследство от СССР, и она должна была практически заново воссоздавать свою государственность. Это в значительной мере предопределяло выбор экономического курса.

Вполне очевидны были и сложности второго варианта. Такая политика была малопонятной и непривычной для общественного мнения. Она гарантировала (безотносительно к ее подлинной эффективности) падение популярности решившихся ее осуществлять политиков. В кратчайшие сроки она переводила экономику страны в качественно новую ситуацию, в которой практически ни у кого из экономических агентов не было опыта функционирования. Была ясна неизбежность существенного скачка цен в момент их либерализации, причем осложняющим фактором являлась высокая степень монополизации народного хозяйства. Но вместе с тем этот путь решительно отбрасывал многие иллюзии, характерные для раннереформаторской деятельности, и прежде всего иллюзию всесилия демократического и популярного правительства. Этот курс с самого начала означал признание наличия в России слабого, хотя и гипертрофированного, государства и из этого исходил при выработке экономических и политических ориентиров.

Президент России после примерно двухмесячных колебаний сделал выбор в пользу второго варианта и объявил об этом в конце октября 1991 года на V съезде народных депутатов РСФСР. В начале ноября формируется качественно новое правительство, во главе которого официально становится президент, берущий на себя ответственность за новый экономический курс.

Политически то был весьма опасный момент. Многое зависело от первоначальной реакции как хозяйственно-политических кругов, так и общественного мнения. Однако ситуация разрешилась благополучно, чему способствовало переплетение, по крайней мере, трех факторов. Во-первых, Б. Н. Ельцин находился в зените своей популярности и исходившие от него предложения, как правило, находили полную поддержку и среди депутатского корпуса, и в обществе (табл. 3.1). Во-вторых, тогда были дезорганизованы наиболее консервативные и политически активные группы давления (военно-промышленное и колхозно-совхозное лобби), лидеры которых оказались замешанными в августовской попытке государственного переворота. (Кроме того, руководители советских предприятий, воспитанные в обстановке товарного дефицита и диктата производителя, не имели реального представления о проблеме спросовых ограничений на свою продукцию и поэтому воспринимали либерализацию цен и хозяйственных связей как возможность свободной реализации своих изделий по устанавливаемым ими завышенным ценам.) Наконец, в-третьих, в народе накопилась известная социальная усталость, делающая возможность социальной дестабилизации в результате роста цен маловероятной, отсутствовало массовое популярное и популистское движение (типа польской «Солидарности») и одновременно практически не было завышенных требований и надежд на «экономическое чудо».