В начале нашей работы уже говорилось о том, почему, начав с экономических лозунгов, советское руководство и лично М. С. Горбачев поставили во главу угла политическую реформу. Здесь уместно добавить, что и сами реформаторы уже не могли отступать от этой логики. К этому их толкало и развитие ситуации в высшем эшелоне власти, когда они должны были опереться на поддержку общественного мнения в своей борьбе с лидерами консервативного толка. Но дело было не только в этом: к началу 1989 года все более широкие слои населения оказывались втянутыми в политическую жизнь. В городах проходили многочисленные митинги и манифестации под демократическими лозунгами, собиравшие в Москве десятки, а затем и сотни тысяч участников.

Поэтому, говоря о том периоде как о точке выбора пути, мы имеем в виду не возможность сознательного выбора для конкретного политика (и прежде всего для М. С. Горбачева), а принципиальную возможность изменить развитие событий в случае, например, смены политического руководства. Причем подчеркиваем: речь идет о возможности смены модели реформирования системы, а не о перевороте, имеющем целью обратить развитие событий вспять.

Модель посткоммунистической трансформации, как она стала реализовываться в СССР, с самого начала имела одну интересную и весьма важную особенность. Если в экономической сфере подступы к реформам довольно долго сопровождались попытками формирования «особого пути» (соединения частнопредпринимательских стимулов с сохранением абсолютного господства государственной собственности), то в сфере политической практически сразу в качестве базовой модели выступили «общечеловеческие ценности» – современная демократическая система, характерная для развитых стран Запада. Экзотические особенности новых институтов государственной власти (типа выборов народных депутатов СССР от общественных организаций) изначально рассматривались как явления переходные, временные. Вопросом времени было и сохранение однопартийной системы – сама КПСС трещала по швам, быстро росли альтернативные политические объединения клубного типа.

Состоявшиеся в марте 1989 года выборы нового депутатского корпуса и Первый съезд народных депутатов СССР (май – июнь 1989 года) фактически закрепили и оформили доминирование политической реформы и политических проблем над экономическими. Ход съезда и его итоги отразили практически весь комплекс экономико-политических проблем, накопившихся в позднесоциалистическом обществе, затронутом попытками его реформирования.

Прежде всего в формировании и функционировании институтов власти произошел явный сдвиг в сторону усиления популистской составляющей при разработке и осуществлении экономической политики. Высшее руководство не могло более принимать решения, явно идущие вразрез с настроениями общественного мнения, что, естественно, вскоре должно было сказаться на характере и эффективности руководства экономикой. В стабильном демократическом обществе контроль за властью со стороны общественного мнения реализуется в основном в процессе выборов, а на текущей деятельности правительства сказывается скорее опосредственно, находя отражение в так называемом «политическо-деловом цикле». В советском же обществе образца 1989 года, с неурегулированностью отношений между ветвями власти, с высокой политической активностью населения, внимательно следящего за перипетиями в коридорах власти, правительство оказалось заложником популярности собственных текущих, каждодневных решений, не говоря уже о декларациях и решениях стратегического характера.

Более того, стал изменяться и характер популизма. Решения 1986 – 1988 годов о демократизации управления экономикой являлись популистскими по своей сути и разрушительными по своим последствиям, но принимавшие их политики были уверены в экономической эффективности подобных мер, в их жизненной необходимости и оправданности. Теперь же ситуация стала иной. Решения Первого съезда народных депутатов СССР, настроения в обществе, обманутом в своих ожиданиях быстрого подъема благосостояния, обусловили курс на экспансию социальных программ. И это в условиях, когда правительство еще в 1988 году открыто признало наличие бюджетного дефицита, а советское руководство поняло наконец опасность подобной ситуации