В этом заключается главное различие между Россией и Западом на протяжении столетий. Ещё в XVIII в. агроном И. Комов писал: «…У нас… лето бывает коротко и вся работа в поле летом отправляется… В южных странах Европы, например, в Англии (!) под ярь и зимою пахать могут, а озимь осенью в октябре, в ноябре сеять… Поэтому у нас еще больше, нежели в других местах, работою спешить должно».

Из-за нехватки рабочего времени многие крестьяне оказывались не в состоянии обработать весь свой надел. Так во второй половине XVIII в. фактический посев и пар составляли 53% от среднего надела в 3—3,5 десятины на душу мужского пола. В 1788 г. доля посева в Тульской губернии составляла ко всей пашне всего 46,7%.17

В соответствии со сказанным находятся данные о недостаточности хлеба у крестьян. Один пример. В середине XVIII в. по Кондужской волости беднейшая группа дворов (74% хозяйств волости) сводила хлебный бюджет с дефицитом в 74,3 пуда. Во второй группе дворов (17% хозяйств) средний излишек составлял всего 14 пудов. Лишь третья группа (9%), к которой относились самые зажиточные крестьяне, имела значительный излишек хлеба – до 214 пудов. Однако с учётом удельного веса той или иной группы дворов, получается в среднем по всей волости дефицит хлебного бюджета в 33,4 пуда.

Для крестьянина разница урожая всего лишь в один «сам» имела в России громадное значение, так как давала возможность иметь хотя бы минимум товарного зерна. Однако достигнуть урожая в сам-4 в целом по Нечерноземью не удавалось на протяжении многих веков. Крестьянину оставался один выход – резко снижать свое потребление и таким образом «получать» товарный хлеб, но такой выход был, конечно, иллюзорным, не дающим серьёзных товарных запасов.18

Отсюда вытекает главный вывод: крестьянское хозяйство коренной территории России обладало крайне ограниченными возможностями для производства товарной земледельческой продукции, и эти ограничения обусловлены именно неблагоприятными природно-климатическими условиями.

Кроме того, постоянная низкая урожайность находилась в прямой зависимости от плохого качества удобрения полей. Норма вывоза навоза на десятину (га) – примерно 1500 пудов (24 тонны) – практически никогда не соблюдалась. В Центрально-промышленном районе в середине XVIII в. на монастырские поля вывозили в 60% случаев лишь половину этой нормы, то есть полному удобрению земля подвергалась один раз в 6 лет, часто этот срок был гораздо больше.

По свидетельству известного в XVIII в. агронома А. Т. Болотова, в Каширском уезде Тульской губернии удобряли пашню один раз в 9 и даже в 12 лет. И это при том, что в XVIII в. хорошо знали, сколько надо было иметь навоза для регулярного, раз в 3 года, удобрения пара. Агроном того времени И. Елагин, в частности, считал, что на десятину пара (или 3 десятины пашни) следует иметь 2 лошади, 2 коровы, 2 овцы и 2 свиньи, то есть примерно 6 голов крупного скота. Но реально подходя к делу, граф П. А. Румянцев писал, что в его имениях «на десятину посева [следует] держать одну корову и две молодых от приплода», т. е. около 3—4 голов крупного скота на десятину пара.

Ещё хуже стало в XIX в. В Тульской губернии в первой половине этого века посевная площадь удобрялась раз в 15 лет, в ней на десятину пара было 1,2 головы крупного скота. Во второй половине XIX в. во многих уездах Московской губернии на десятину пара приходилось 1—1,5 головы крупного скота, то есть пашню удобряли (по норме) раз в 12—18 лет. В Орловском уезде Вятской губернии пар унавоживали раз в 12 лет, а всю землю раз в 36 лет.