В конце 1917 – начале 1918 г. стихийная демобилизация армии на время сократила военные расходы, а широкое применение в 1918 г. системы чрезвычайных налогов на буржуазию дало новый источник доходов. Однако во второй половине 1918 г. действие этих факторов ослабло: начался рост Красной Армии, а с общей национализацией промышленности, домовладения и землевладения иссяк источник для чрезвычайного обложения.

В то же время начинается отрицательное действие на госбюджет национализированной промышленности. Из-за низких твёрдых цен на промышленную продукцию промышленность неизбежно должна была быть убыточной, но до национализации эта убыточность ослаблялась обходными маневрами хозяев предприятий, теперь она проявилась в полной мере. Включив промышленность в систему государственного хозяйства и подчинив её законам о твёрдых ценах, государство ещё более усилило дефицитность этого хозяйства. Расширение государственного хозяйства за счёт национализации промышленности в условиях существовавшей эмиссионной системы увеличило пропорционально этому расширению обратное действие этой системы на госбюджет, на который пала обязанность покрывать убытки промышленности.

Перед Советским государством встала сложная проблема: или со всей решительностью встать на путь восстановления финансово-денежной системы, или пытаться найти выход на пути разложения денежной системы до логического конца с тем, чтобы одним ударом перейти к безденежному хозяйству. Государство пошло по второму пути по ряду причин. Первой из них была мощная инерция, которая свойственна всякому установившемуся методу финансирования государства, в данном случае инерция эмиссии и системы твёрдых цен.

Второй причиной была неизжитая ещё ненависть масс к налогу, как наиболее яркому выражению только что свергнутого буржуазно-помещичьего государства. Осознания экономической необходимости налога для функционирования государства и всего народного хозяйства тогда ещё не было. В то же время система твёрдых цен, которая экономически была более грубым орудием, чем налог, политически являлась всё же более приемлемой. Этому же способствовало то, что большевики (и рабочие) приложили немало сил до Октября, чтобы дискредитировать налог, поскольку он падал на трудящиеся массы, и ещё больше сил для того, чтобы укрепить систему твёрдых цен как метода борьбы с ненавистной спекуляцией и спекулянтами. При таких условиях отменить налоги и твёрдые цены означало дать оружие своему противнику в гражданской войне.

Ещё одной причиной являлась перегруженность правящей партии тяжёлыми задачами борьбы за сохранение своей власти в сложнейших условиях, когда приходилось использовать наличные методы добывания средств, какими бы грубыми они не были, и несмотря на то, что их длительное применение вело в безысходный тупик.

Одновременно с этим проявились и другие обстоятельства, чрезвычайно благоприятствовавшие отказу от восстановления денежно-финансовой системы. Пролетариат и его идеологи уже исторически выработали в себе отрицательное отношение к деньгам, в последние же годы перед революцией это отношение ещё более усилилось дезорганизацией денежного обращения, ложившейся тяжёлым бременем прежде всего на рабочих. Достаточно напомнить, например, что обесценение денег приводило к ограблению рабочих государством и предпринимателем из-за снижения реальной покупательной способности зарплаты при сохранении её номинального размера. Тем самым те беды, которые принесла пролетариату эмиссия, естественно, были отнесены на счёт денежной системы вообще, деньги стали символом спекуляции и ненависть к ней направлялась против всяких денежных отношений.