Кира никогда не оставляла чемодан неразобранным. И в этот раз, хотя часы и пробили полвторого, она принялась рыться в вещах и надолго застыла, сжав в руках подарок для Максима – серебряные запонки, под сапфировое стекло которых можно было вставить любую фотографию или изображение. Она задумалась: подарить их так, как они есть, или вставить свой портрет либо их совместный снимок. Побросав вещи, Кира села к компьютеру и стала искать что-нибудь подходящее. Спустя полчаса обнаружила, что за последние пару лет у них не было ни одной общей фотографии. Вот она на отдыхе, вот он с друзьями на даче. Макс ее, конечно, звал, но разве поедет такая девушка, как она, с такими неподходящими личностями, как они… Вот она опять на отдыхе, а он за рабочим столом, за рулем, возле новогодней елки – тоже один. Она на острове с белым песком и фотошопного цвета водой, в баре, на интервью, на лыжах. Неизменно небрежно шикарная… Папка на рабочем столе компьютера под названием «Life»5, как оказалось, говорила об их отношениях намного больше слов.

В голову стали прокрадываться мысли вроде «как хорошо было раньше и как серо сейчас». И что по-настоящему яркими были лишь несколько их первых встреч, а все остальное время оказалось лишь ожиданием их повторения. Кира давно поняла, что в таких размышлениях нет никакого смысла, только потеря времени, и поэтому отогнала их прочь и принялась за статью. Монотонная работа – прослушать кусок текста, набрать, прослушать, перепечатать – ей нравилась, хотя со стороны покажется самым нудным трудом из всех возможных. Для Киры же она была чем-то сродни медитации. К тому же так ее не мучила совесть за безделье, ведь она действительно работала. И в то же время ни о чем не думала. Это был один из редких моментов, когда Кира могла остановить рой мыслей, заполняющих ее мозг, словно пчелы улей. После расшифровки интервью она часто приходила к выводу, что интеллектуальный труд – это, в общем-то, противоестественно для человека. Ибо он никогда не делает его счастливым.

В этот раз работа не клеилась. Она постоянно спотыкалась о слова Гринберга. На фразе «…мы всё это заслужили» она отключила диктофон, разделась и легла в постель. Среди ночи в полудреме почувствовала, как Максим шмыгнул под одеяло, обнял, перекинув через ее талию свою тяжелую руку. Сразу стало жарко, неудобно и тяжело дышать, но Кира никогда не убирала его руку. Ночью Кира всегда любила Макса сильнее. Даже если накануне они поссорились и она утром намеревалась продолжать дуться на него. Ночью он просто становился ее родным, гладким, могучим, вкусно пахнущим телом. Как будто обидчик, заключенный в этом теле, на ночь улетал по своим делам.

Кира прижалась к нему изо всех сил и быстро заснула.

– С приездом, дорогая! – раздалось в трубке.

Звонок разбудил Киру. По яркому свету, пробивающемуся сквозь портьеры, она поняла, что утро, похоже, отнюдь не раннее и оправдываться бесполезно. Звонила редактор. Максима уже не было. Не было ни одного свидетельства его присутствия, даже грязной чашки в раковине. На секунду Кира засомневалась, а приходил ли он вообще…

– Спасибо.

– Ты не собираешься нас сегодня навестить?

– Собираюсь.

– Собирайся быстрее, уже первый час. Я соскучилась.

Быстрее не получилось. Кира собиралась ровно два часа. Отточенные движения, одно за другим, наполняли ее дневное утро. Каждый божий день, в строгой последовательности, с одинаковой затратой времени – в этом ее беспокойное сознание тоже находило своего рода успокоение, поэтому чистить зубы одной и той же пастой, в одной и той же позе с одинаковым выражением лица ей никогда не надоедало. Наоборот, если какой-нибудь пустяк мешал ей сохранить последовательность утренних ритуалов, Кира нервничала и суеверно считала, что день с самого начала не задался. Этот пустяк становился для нее огромным форс-мажором.