Она нарисовала себе уйму душещипательных сцен. В одной из них Макс в последний момент вытаскивает ее из грязного водоворота или укрывает от снега собственным телом. «Не хватает маленькой болонки или котенка для пущего эффекта…»

Ко всей этой оргии мыслей отчетливо примешивалось чувство вины. За свой образ жизни, за привязанность к комфорту; вина за пластик и воду, вина перед оленями, львами, акулами, пчелами, кошками, норками и песцами, коровами и всем сущим. Не было вины только перед людьми. Вообще-то она любила каждого человека в отдельности, поражалась глубине некоторых личностей и восхищалась ими. Но ненавидела человечество в общем и его необъяснимую коллективную недальновидность и жестокость.

«Цивилизация и цивилизованность так иллюзорны, – размышляла Кира, – на самом деле люди остались такими же варварами, как и тысячи лет назад. История ничему не учит, это-то понятно… И знания ничего никому не дают. Весь огромный багаж опыта, великих открытий, литературы, искусства, гуманизма лежит мертвым грузом и ни капельки не приближает ни одного из нас к идеальному человеку. Мы такое же вероломное стадо – хоть со знаниями, хоть без них…»

К концу полета душевное напряжение стало спадать. Моменты готовности к полному самоотречению и жертвенности часто и как-то естественно сменялись у Киры бесстыдным пофигизмом. Спустя полчаса после рушащих все жизненные устои мыслей она уже присматривала себе новые туфли на весну, представляя, какое впечатление произведет на совершенно ненужных ей людей.

Кира уже привыкла, что никто не встречает ее в аэропорту. Слишком уж часто она улепетывала из Москвы, поэтому радость встреч перестала искрить эмоциями, превратившись лишь в неудобство от пробок и просьб. Но сегодня ее встречала Женя – единственная Кирина подруга, которая вызывала у нее искреннее чувство восхищения. Кира сама не могла понять причину своего обожания, для нее подруга действительно была эталоном гармонии красоты, ума, юмора и доброты. Обычно чужое превосходство вызывает в большинстве женщин почти ощутимую физическую боль и впрыск яда в кровь. Но в случае с Женей Кириного яда не хватило бы, чтобы перекрыть всю боль от ее совершенства. Поэтому Кира просто покорно признала, что Женя слишком прекрасна, чтобы вызывать даже типичное чувство конкуренции. Она всегда удивлялась, как в таком циничном городе может жить настолько чистой души человек. Вернее, жить-то как раз проще, чем не впитать с годами весь смог его алчности, распущенности и пошлости.

Женя была красива какой-то нерусской красотой. Ее отец был дипломатом, поэтому она родилась в Дании и до пяти лет жила там. Женю часто спрашивали, нет ли у нее скандинавских корней, на что она отшучивалась, что всем своим видом доказывает теорию о влиянии места рождения на внешность. Белокурые волосы и ярко-голубые глаза, пухлые, наверное даже чересчур, губы заставляли окружающих подозревать пергидроль, линзы и силикон, хотя общий, достаточно скромный образ давал понять, что все это натуральное и не нуждается в коррекции. В общем, даже этого было бы достаточно, но, видно, природа решила сыграть над мужчинами злую шутку и наградила Женю высоким ростом, статью и покатыми бедрами. Лицо у нее было тонким, вытянутым, без типичной русской тяжеловесности и пухлых щек. Бархатистый певучий голос. И тут природа решила подшутить не только над мужчинами, но и над самой обладательницей всей этой роскоши и подмешала ей щедрую долю цепкого ума. Похоже, зря. Потому что лучше бы она тупо принимала захватнические набеги мужчин на свое тело, чем постоянно на эту тему рефлексировала. Женя окончила МГИМО, где действительно училась, а не строила глазки преподавателям, а позже сделала неплохую карьеру в международном консалтинге. Если бы она, как большинство одаренных природой девиц, бесстыдно пользовалась своей внешностью, темпы ее карьеры, вероятно, утроились бы. Но Женя, помимо всего прочего, была старомодна, за что Кира называла ее «последним из могикан».