– А тебя не зову. Ведь не полетишь?

Представитель только усмехнулся в ответ. Они обнялись на прощание, потом Тимченко снял фуражку, неторопливо вытер внутри платком, снова надел на голову и поднялся по первому трапу.

…Четыре самолета – японский, скандинавский и два немецких – одновременно, чуть не в хвост друг другу, стали выруливать с перрона.

Вдруг совсем рядом раздался оглушительный взрыв, и над топливохранилищем взметнулось пламя: может, пробила крышу долетевшая сюда вулканическая бомба, а может, замкнулись потревоженные землетрясением провода. Взрывной волной скандинавский самолет кинуло на немецкий – так, что они сцепились крыльями и, изувеченные, остановились оба.

Советские летчики видели это из окна своей кабины. В их сторону двигалась огненная река: горящее топливо разлилось по полю.

– Что делается, что делается, – покачал головой штурман. А Тимченко невозмутимо сказал:

– Продолжаем читку карты.

Штурман щелкнул передвижным табло:

– Генераторы!

– Включены! – отозвался Игорь.

– Давление!

– Давление семьсот сорок пять выставлено, высота ноль, – отвечали Ненароков и Тимченко.

– Рули!

– Проверены и свободны…

…Японский самолет – он был заметно меньше остальных – уже бежал по взлетной полосе. Когда до расщелины, пересекавшей полосу, оставалось каких-нибудь сто метров, он оторвался от земли и стал набирать высоту. В ту же секунду с исполнительного старта начала разбег машина «Люфтганзы». Это был громадный «дуглас», и Тимченко, следивший за ним из окна кабины, сокрушенно вздохнул.

– Не успеет? – полуутвердительно спросил Ненароков.

И действительно, «дугласу» не хватило полосы. Передняя его нога попала в расщелину, и огромный самолет встал на попа, перевернулся на спину и загорелся.

Откуда-то вывернулась пестрая машина руководителя полетов. Из нее выскочил человек в шлемофоне и замахал жезлом, запрещая советскому самолету выруливать на исполнительный.

– Вот чудак, – добродушно сказал Тимченко. – Неужели ж мы туда полезем?.. Будем взлетать по рулежной. Да, Валя?

Валентин кивнул, а штурман за его спиной удивился вслух:

– По рулежной?

МРД – магистральная рулежная дорожка – не приспособлена для взлета. Она много уже ВПП – взлетно-посадочной полосы. Но выбора сейчас не было: на взлетной догорал «дуглас», а МРД была свободна, и расщелина пересекала ее в самом конце.

Тимченко по-английски запросил у диспетчера разрешения взлететь с МРД.

…В башне, где не осталось в окнах ни одного целого стекла, сидели три диспетчера, потные, взлохмаченные. Отсюда видно было поле с искалеченными самолетами, с целым озером пылающего топлива. И отчетливо виден был надвигающийся на аэропорт сель. Вал из грязи, камней и лавы шел, сметая на пути деревья, стесывая скалы, глотая одноэтажные дома и склады на подступах к взлетному полю. Три раза голос Тимченко просил разрешения на взлет, прежде чем диспетчер – тоже по-английски – неуверенно ответил:

– Взлет с МРД на ваше усмотрение.

Тимченко положил тяжелые спокойные руки на рога штурвала.

– Двигателям взлетный! – приказал он.

Игорь ответил, передвинув рукоятки:

– Двигатели на взлетном!

Обоим приходилось кричать, чтобы перекрыть быстро нарастающий гул селя.

– Экипаж, взлетаем! – Тимченко передвинул секторы газа от себя.

Машина уже набирала скорость, когда очередной толчок шатнул землю. Покачнулась и начала медленно заваливаться тридцатиметровая мачта с прожекторами, стоявшая сбоку от МРД.

Оставшийся на перроне представитель Аэрофлота смотрел, оцепенев, как сближаются самолет и падающая металлическая махина.

«Ту-154» почти успел пройти, однако мачта, рухнув и размозжив мимоходом бульдозер, слегка зацепила все-таки хвост самолета. Пика громоотвода на верхушке мачты царапнула по фюзеляжу, забарабанили по обшивке сорвавшиеся прожектора.