Наташа положила в рот кусочек колбасы, сложила руки и склонив голову на бок, уставилась на гостя.

– Тогда давай разговаривать.

И оба замолчали, потому что говорить им было не о чем. Олег поймал на себе упрямый, но какой-то бессмысленный взгляд, и вновь подумал, что зря пришел, ведь не уничтожается одиночество одним человеческим присутствием – надо еще что-то, а что именно, он не знал.

– Расскажи, где ты бывал, – ответ Наташу не интересовал, но командировки – это единственное, что она знала про их работу, и поэтому единственное, о чем могла спросить.

– Везде, – Олег усмехнулся, – на Камчатке, вот, не бывал, а надо бы. Хорошему человеку обещал. Сам он ту Камчатку вдоль и поперек прошел, фильм снял, а вернулся домой, и умер.

– Почему умер? – растерялась Наташа, решившая, что они уже ушли от темы смерти.

– Не стоило ему возвращаться. Он был бродягой в душе, и умер с гитарой, запершись в комнате; к нему ломились врачи и родственники, а он хрипел песенку про Париж!.. – закончил Олег, глядя в темневшее небо и услышал, что Наташа всхлипывает.

– Это… – она шмыгнула носом, – ты хочешь сказать, что отец был таким же?

Олег молча разлил водку и закурил; дрожащей рукой Наташа тоже потянулась к сигаретам. Объяснение, которое она искала долго и безрезультатно, нашлось само собой – оказывается, это болезнь, у которой, наверное, есть даже медицинское название. И разве можно злиться на больного человека за то, что он болен? А она-то считала, что отец не хотел быть с ними, потому что не любил, ни ее, ни маму!..

– И что теперь делать? – с дымом выдохнула она, – Бога-то нет! Всем хочется, чтоб он был, а его нет – воздаем все мы сами!..

Наташа выпила не закусывая, и через секунду не стало никаких загадок, никаких обид – ее сознание вознеслось выше данных ему пределов, и показалось, что если б знать обо всем заранее, она б смогла делить с отцом его счастье. А теперь не осталось ничего – даже оправдания себе не осталось.

– А я что, виновата?.. Я – маленькая и глупая! Что я знаю, кроме алгебры с геометрией? Так нет же… – вдруг испугавшись, вся сжалась, притихла; сказала просительно, – только не уходи, пожалуйста… хоть ты не уходи. Куда я одна со всем этим?..

Наконец, хмель достал ее по-настоящему – руки сразу стали лишними и попытались самостоятельно соскользнуть со стола, а голова, наоборот, резко откинулась назад, взметнув копну волос.

– Успокойся, – Олег хотел взять ее за руку, но Наташа отдернула ее.

– Куда я успокоюсь с этим?!.. – она нетвердо встала и ногой распахнула дверь в соседнюю комнату, – нет уж, кончилось! Противные вы все, омерзительные! – она покачнулась. Олег подхватил ее, повалив стул. Наташа сразу поникла; прошептала еле слышно, – только не уходи… не вздумай… – и закрыла глаза.

Олег уложил ее на постель, а сам вернулся за стол – завтра ему предстояло улетать, а до этого его никто нигде не ждал.

Уехал Олег, когда солнце, для которого человеческая жизнь и смерть не имели значения, радостно выплеснуло первые лучи из-за невидимого горизонта. Наташа еще спала – ночью она просыпалась, плакала, и Олег, за неимением колыбельной, рассказывал ей, как в последней командировке обнаружил дефект в правом тормозном цилиндре роботизированного комплекса. Она слушала, закрыв глаза, и незаметно уснула, крепко вцепившись в его руку.

Перед уходом Олег заглянул в спальню и мимоходом констатировав, что дочь Бори – красивая девушка, закрыл дверь; его самолет улетал в два часа дня, и смерть начальника ничего не меняла в работе отдела – месячный план, вкупе с принятыми соцобязательствами, по-прежнему требовалось выполнять. С завода он, правда, позвонил Наташе – это была, своего рода, ответственность «за тех, кого мы приручили», но разговор получился коротким.