Уснуть после этого кошмара не удавалось. Лежать в чужой постели оказалось очень неудобно, особенно, когда рядом лежал человек, который ночью стал причиной моего плача от боли. Я то и дело ворочалась из стороны в сторону в безутешных попытках найти удобную позу, но так и не нашла.

Иоганн ещё спал. Я решила подняться с постели, лежать дальше не было никакого смысла. Сначала я бродила по дому и изучала его. Казалось необычным, что здесь умиротворённо, я привыкла, что в доме пастора всегда очень много шума от большого количества его обитателей. Я всматривалась в окна и видела совсем иное, чем в своём старом доме. От этого мне делалось ещё тоскливее.

Дом Иоганна был, в общем, не плох, не такой большой, как у Глюка, но вполне вместительный, учитывая, что мы будем жить здесь втроем. Хотя в нем совсем не уютно, темно и холодно, на просыревшей мебели беспорядочно валялись какие-то вещи, а её полки покрылись многолетней пылью.

Здесь необходимо убраться. Я не могу жить в столь неприятных условиях.

Приготовив завтрак, я вышла на улицу. Мне просто необходимо освежиться. Запах в доме стоял отвратительный, воздух пропитан «ароматами» тел двух мужчин, которые, судя по всему, не особо любят мыться.

Выйдя во двор, я не обнаружила ни одного знакомого человека.

Мне хотелось побыть одной, и я побрела в сторону леса. Глюк всегда запрещал мне уходить далеко в чащу леса. Я слушалась. Собственно, раньше мне не приходила в голову мысль туда идти, я боялась. Но сейчас я даже буду рада, если затеряюсь где-нибудь и не найду дорогу назад, или если меня сгрызут дикие звери, или разбойники убьют. Во всяком случае, перспектива закончить жизнь вот так кажется мне намного привлекательнее, чем волочить существование в компании ненавистного мужа и его пьющего отца.

Меня хватило на два часа. Я честно не старалась запомнить путь, но страх смерти всё же оказался сильнее, и моё сознание само собой потащило меня обратно.

Трусиха! Жалкая трусиха!

Съесть ядовитый гриб тоже не хватило силы воли.

И звери, как на зло, попрятались.

Делать нечего – пойду домой.

Вернувшись, я увидела озлобленного мужа. Он встретил меня ледяным взглядом и произнес:

– Где ты была?

– Мне не спалось, я решила прогуляться.

– Не уходи больше без моего разрешения. Не должна замужняя баба шляться по улице. Что про меня соседи скажут? Что жена после первой же брачной ночи рога мне пошла ставить?

– Не волнуйся, я никому не попадалась на глаза. Пастор позволял мне гулять, когда …, – не успела я соврать, как Иоганн крикнул на меня:

– Пастора здесь нет! У него ты жила девкой, теперь ты жена и твоя обязанность подчиняться мужу. Тут другие порядки.

– Я поняла, – тихо произнесла я дрожащим от страха голосом.

– Да, чувствую, тебя придется перевоспитывать. Не думал я, что будут проблемы. Глюк обещал мне, что ты будешь хорошей женой, пока что я этого не вижу.

Он ушел работать и появился только ночью, когда я уже спала.

Мои дни в новом доме, казалось, длились целую вечность. Мало-помалу я начинала привыкать ко всему ранее чуждому.

Через три дня после свадьбы, когда мы втроем обедали, Иоганн сообщил о том, что на Мариенбург напали русские и всё здоровое мужское население обязано пойти на войну. Не сказать, что я обрадовалась такому положению вещей, но всё же еле смогла сдержать улыбку. В конце концов, для меня уход мужа на войну ещё не означает обретения свободы, я останусь теперь с его циничным больным отцом, который не особо жалует меня. Он то и дело норовил сделать мне замечание по любому поводу. Человек очень неприятный. Его недолюбливал и сам Иоганн, что неудивительно, потому что, когда он объявил нам о том, что уходит на войну и не известно, выживет ли он там, его отец даже не приподнял бровей, продолжая ковыряться ложкой в тарелке, пытаясь выскрести прилипшие к бокам посуды остатки еды.