Он вздохнул и продолжил:

– Если я и на самом деле такой монстр, как они утверждают, почему я до сих пор не вынудил полицию подавить все эти акции протеста? Они бы легко с этим справились. Премьер-министр сама предлагала мне… «Если демонстрации мешают вашему бизнесу, вы имеете право их остановить», – так она и сказала. Но я этого не делаю. Я не людоед. – Он помолчал. – К тому же они именно этого и добиваются. Так и ждут, что я стану вести себя как чудовище. Тогда им будет проще меня ненавидеть.

Мы проехали мимо нового здания Парламента. Оно парило в воздухе, похожее на блестящую титановую кость. Папа рассказывал мне, что дядя Алекс был на короткой ноге с премьер-министром Бернадиной Джонсон, и спросила, правда ли это.

– Ну, пару раз мы обедали вместе.

Внезапно я почувствовала резкую головную боль, но она прошла так же быстро, как возникла.

– Вот что я тебе скажу, – продолжал дядя Алекс с неподдельной искренностью. – У «Семпуры» все плохо. Ты сама это знаешь, из-за Али… Не хочу произносить ее имя. Но в любом случае я верю и верил всегда, что технологии должны служить благим целям. Если люди занимаются ими исключительно ради денег, тогда все пойдет наперекосяк, неприятности, которых можно было бы избежать, произойдут; и вырождение начнется прежде, чем мы сами это осознаем.

Вырождение.

Я прекрасно понимала, к чему приведет вырождение. Машины возьмут верх над людьми. Это произойдет, как только они станут настолько продвинутыми, чтобы понять, что самое лучшее для них – перестать служить людям. Тогда они или уничтожат нас, или превратят в своих слуг. Мой папа постоянно говорил о вырождении. Помню, как родители об этом спорили. Папа считал, что уже сам факт наличия Эхо у нас дома означал, что мы способствуем вырождению.

Может быть, Алисса не была единственной. Может быть, вырождение уже началось.

Вдалеке на юге мы увидели воду. Она казалась голубой, прозрачной, замерзшей и безобидной. Конечно, на большом расстоянии все выглядит неподвижным и безобидным. Я подумала о том, что и в затопленных городах можно восстановить жизнь. Интересно, может, и со мной будет так же? Горе похоже на наводнение. Некоторые погружаются на дно и никогда больше не выплывают. Но большинству удается спастись – по крайней мере, я так думала.

Как только я об этом подумала, боль снова вспыхнула в моей голове, уничтожая все мысли. Казалось, будто через мой череп насквозь прошло тонкое металлическое копье.

– А-а-а-а, – закричала я, упала со своего аэрокресла на колени, судорожно сжимая голову.

Дядя Алекс положил руку мне на спину, его лицо исказилось.

– Одри?

Но через секунду все прошло. Боль миновала. Осталось только ее эхо в моем опустошенном сознании.

– Наверное, все дело в нейродетекторах, – сказал дядя Алекс. – Я говорил, что это прототипы. Возможно, остались какие-то недоработки…

Он обеспокоенно посмотрел на меня.

– Думаю, тебе лучше их снять.

– Нет, со мной все в порядке. – Я была готова терпеть любую физическую боль, если это могло унять боль душевную.

– Одри, я все-таки волнуюсь. Нейродетекторы не предназначены для того, чтобы ходить с ними постоянно. Чем дольше ты их носишь, тем выше вероятность побочных эффектов. Будем надеяться, что миссис Мацумото сможет тебе помочь. Она мастер своего дела. Смотри, мы уже почти на месте…

Прямо над нами находились знаменитые летающие обсерватории, созданные около восьмидесяти лет назад, чтобы наблюдать за погодными изменениями. Сейчас они казались серыми и облезлыми из-за бесчисленных ураганов и нескончаемого дождя. Хотя в тот день дождь не шел. В ту самую минуту – нет. Но облака сгущались, и довольно быстро.