Он медленно подошёл к свёртку, каждый шаг отдавался гулом в его голове. Его дыхание стало поверхностным, словно он не мог вдохнуть глубоко. На мгновение ему захотелось вернуться в комнату, но что-то притягивало его к этому свёртку, словно невидимая сила заставляла его продолжать.

Его руки дрожали, когда он осторожно наклонился и начал разворачивать ткань. Она была влажной, как будто недавно побывала под дождём, и пахла сыростью и железом, усиливая чувство тошнотворного ужаса. Когда он наконец развернул её, внутри оказался лист бумаги с изображением пентаграммы, нарисованной с пугающей точностью. Чёрные линии пентаграммы были пересечены символами, которые он не мог понять, но от них веяло чем-то древним и тёмным. Под ней лежала фотография их следующего концерта. Изображение было перечёркнуто жирной красной линией, которая напоминала след от ножа, нанесённый с яростью.

Стиснув зубы, он поднялся, его сердце колотилось так сильно, что казалось, вот-вот вырвется из груди. Юнсо бросился к двери и распахнул её, глядя в небольшой коридор, ведущий на улицу. Но там никого не было. Только длинные тени от фонарей и звук дождя, стучащего по стеклу, нарушали пустоту. Ветер, словно издевательски, проник в коридор через щели окон, заставляя занавески чуть колыхаться.

Он стоял там несколько секунд, напряжённо вслушиваясь в тишину, но вокруг было пусто. Единственным ответом на его тревогу были раскаты грома за окном, как будто сама буря смеялась над ним.

Юнсо вернулся в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Он сел на кровать, крепко сжимая свёрток в руках, его дыхание стало прерывистым, а ноги дрожали. Впервые за долгое время он почувствовал настоящий страх, который пронизывал его до самых костей. Этот страх был не просто паникой – это было осознание, что их преследует нечто большее, чем они могли себе представить. Тени в комнате снова начали двигаться, как будто ночная буря проникла внутрь, оставляя его в компании своего ужаса и неизвестности.

Ночной Сеул, укрытый плащом густого дождя, выглядел как город-призрак. Капли воды, стекающие по грязным окнам зданий, превращали яркие неоновые вывески в размытые пятна света, отражающиеся на мокром асфальте. Лишь блеклые огни уличных фонарей пробивались сквозь завесу дождя, освещая пустые улицы, где тени играли странные, почти пугающие танцы. Гулкий шум автомобилей, казался напоминанием о том, что жизнь за пределами этого мрачного момента всё ещё продолжалась, хотя для тех, кто находился на пятом этаже офиса Luna Entertainment, она уже давно остановилась.

Внутри офиса, за плотно закрытыми шторами, горел мягкий свет. Он бросал на стены тёплые блики, которые не могли разогнать атмосферу напряжения, витавшую в просторной комнате для совещаний. Парни из Eclipse сидели за круглым столом, молча, словно марионетки, у которых вырвали нити. В центре стола лежала папка, снабжённая полицейскими печатями. Бумаги, спрятанные внутри, были как холодный ветер, несущий запах смерти. Там были фотографии, тёмные и мрачные, с изображениями мест преступлений, где тела Хары и Суён были превращены в жуткие скульптуры.

Каждое изображение кричало об ужасе: подвешенное тело Хары, её руки изогнуты в болезненной грации; Суён, замершая в позе, которой сама некогда обучала. Кровь на снимках, отражённая вспышками камер, выглядела как чёрные пятна, пролитые чернилами на фон ужасающей сцены. Слабый запах бумаги, смешанный с резким ароматом кофе из недопитой чашки на столе, добавлял к общей клаустрофобии, наполняя пространство едва уловимой тошнотворной нотой.