Как только женщина уходит, твоя улыбка исчезает так же внезапно, как и появилась. Без нее ты выглядишь опустевшей, странным образом менее сияющей, и я почти испытываю жалость. Таких ощущений я вовсе не ожидал от этого вечера и теперь злюсь на себя. Сочувствие – роскошь, которую люди моей профессии не могут себе позволить.

– Хотя я вас почти не знаю… но у меня впечатление, что вы несчастны. И это удивительно, ведь, казалось бы, вам удалось найти одного из самых завидных женихов в Нью-Йорке: нефть, земля, лошади. И собою хорош. Можно сказать, золотой мальчик.

Ты напрягаешься, задетая моим тоном. И тем, что я вижу тебя насквозь под твоей блестящей оболочкой.

– Похоже, вы довольно много знаете о моем женихе. Вы друг Тедди?

– Не друг, нет. Просто немного слышал о вашем молодом человеке и его семье. Им удалось окружить себя интересной коллекцией друзей. Не все из высшего света, но однозначно… полезные.

Между твоими бровями возникает небольшая жесткая морщинка.

– Полезные?

Я отвечаю холодной улыбкой.

– Всем нужны друзья в нижних слоях общества, вы так не думаете?

Ты явно растеряна. Не знаешь, как реагировать на мои слова. Являются ли они угрозой? Просьбой о знакомстве? Сексуальным намеком? Ты подносишь бокал к губам, забыв, что он уже пуст, затем опускаешь его раздраженным жестом.

– Вы здесь по приглашению?

– Да. Хотя я начинаю бояться, что моя спутница сбежала. Она ушла припудрить носик и не вернулась.

– И с кем же вы пришли? Неудобно спрашивать, но все же это моя вечеринка.

– Я пришел с Голди, – отвечаю я коротко, потому что, когда говорим о Голди, фамилия не нужна.

Твои ноздри раздуваются при упоминании ее имени.

– Мне кажется, тот, кто столь обеспокоен качеством друзей моего жениха, мог бы и сам быть более осмотрителен в выборе спутников.

– Я так понимаю, вы ее не одобряете?

– Не мое дело одобрять или не одобрять. Просто не знала, что ее пригласили. Я не привыкла общаться с женщинами, которые владеют кучей газет со сплетнями.

– Только одна из них – «со сплетнями», как вы это называете. Остальные – вполне серьезные издания.

Ты встряхиваешь головой и смотришь в сторону.

– Вы думаете, женщинам не место в газетном бизнесе? – спрашиваю я.

Твой взгляд возвращается ко мне, напряженный и цепкий.

– Полагаю, женщина имеет право заниматься любым бизнесом, который она выберет, лишь бы он был респектабельным. Но в этой женщине… – Ты замолкаешь, когда приближается официант, чтобы дать тебе новый бокал шампанского и забрать пустой. Ты отпиваешь небольшой глоток, дожидаясь, пока он отойдет, а затем подаешься ко мне ближе. – Вы должны знать, что в этой женщине нет ничего даже отдаленно респектабельного.

– Я так понимаю, речь идет о ее конюшне из молодых людей?

Ты моргаешь, сраженная моей прямотой. Или, по крайней мере, притворяешься сраженной. Ты из тех, кто судит по внешнему впечатлению, не удосуживаясь узнать, что может за ним скрываться. Это немного разочаровывает, но, возможно, в конечном итоге так для меня лучше.

– Вы знали и все равно пришли с ней? На такое мероприятие?

– У нее имелось приглашение, а я хотел прийти.

– Почему?

– Увидеть вам подобных в их естественной среде обитания. И, кроме того, Голди ничего не скрывает. Ни от меня, ни от кого-либо другого.

– И вам комфортно быть частью… конюшни?

Пожимаю плечами, наслаждаясь твоим возмущением.

– Это вопрос симбиоза, договоренности, которая работает для нас обоих.

– Понимаю.

Твои щеки заливает ярко-розовый румянец, снова напоминая о юном возрасте. Ты на пять лет моложе меня, но для мужчины эти годы равняются вечности. Вероятно, ты была хорошо защищена от реальностей мира мужчин и женщин, от того, как все это… работает. Внезапно задаюсь вопросом, что именно тебе об этом известно – и откуда. Борюсь с желанием сделать шаг назад и увеличить дистанцию между нами. Ты вдруг кажешься мне опасной, твоя отточенная невозмутимость контрастирует с тихим пламенем, которое начинает разгораться во мне. Откашливаюсь, усилием воли заставляю свой мозг схватиться за ускользнувшую было нить разговора.