«К водам тихим» было повторено несколько раз на разный мотив, а затем певец напористо продолжил:

Брианна дрожала, по ее щекам текли слезы, а ко рту она прижала платок, чтобы певец не услышал ее всхлипываний.

– Спасибо, спасибо, – шептала она в платок.

Пение прекратилось, перейдя в гудение, низкое и довольное. Брианна взяла себя в руки и торопливо отерла слезы. Уже почти полдень, он может в любой момент заглянуть сюда и позвать ее на обед.

Роджер сильно сомневался, стоит ли работать помощником хормейстера, и изо всех сил старался, чтобы она этого не заметила. Она втайне разделяла его сомнения, пока он однажды не сказал ей, что детский хор передали ему полностью, и тогда все ее сомнения улетучились. Детей не сковывают условности, они способны беззастенчиво спросить о странностях, о которых промолчат взрослые, и безоговорочно принять их, когда привыкнут.

– Когда они спросили о твоем шраме? – поинтересовалась Брианна у улыбающегося Роджера после первого урока.

– Думаю, секунд через тридцать. – Он двумя пальцами легонько потер пересекающий горло шрам, но улыбаться не перестал. – «Скажите, пожалуйста, мистер Маккензи, что случилось с вашим горлом? Вас повесили?»

– И что ты им ответил?

– Сказал – да, в Америке меня повесили, но я, слава богу, выжил. А у некоторых из них есть старшие братья и сестры, которые смотрели вестерн «Всадник с высоких равнин» и рассказали им об этом фильме, так что я сильно вырос в их глазах. Ребятки наверняка ждут, что раз уж они меня рассекретили, то на следующее занятие я принесу шестизарядный кольт.

Он прищурился точь-в-точь как Клинт Иствуд, и Брианна рассмеялась.

Засмеялась она и сейчас, вспомнив об этом разговоре, а тем временем Роджер заглянул в комнату и спросил:

– Знаешь, сколько существует положенных на музыку версий двадцать второго псалма?

– Двадцать две? – поднимаясь из-за стола, наугад сказала Брианна.

– В пресвитерианском сборнике церковных гимнов их всего шесть, – признался Роджер. – Но его метрика – английская я имею в виду – восходит к 1546 году. Один есть в «Псалтыре колонистов Массачусетского залива», еще один – в старом «Шотландском псалтыре», отдельные фрагменты встречаются то там то сям. Еврейский вариант я тоже слышал; вряд ли он уместен в приходе Святого Стефана. А католики его исполняют под музыку?

– Католики исполняют под музыку все, – сказала Брианна, принюхиваясь к запаху еды с кухни. – Однако псалмы мы обычно поем по-особому. Я знаю четыре разных григорианских песнопения, – важно заявила она, – хотя их гораздо больше.

– Да? Спой!

Брианна лихорадочно принялась вспоминать слова двадцать второго псалма и облекла их в самое простое песнопение – в детстве она пела его часто и запомнила лучше прочих.

– Впечатляет, – признался Роджер, когда она умолкла. – Исполнишь вместе со мной? Хочу спеть его детям, пусть послушают. С григорианскими песнопениями они точно справятся.

Кухонная дверь распахнулась, и к ним выбежала Мэнди в обнимку с мистером Полли – набивной игрушкой, которая некогда была птицей неведомого вида, а теперь напоминала неопрятный всклокоченный мешок с крыльями.

– Суп, мама! Идем есть суп! – закричала Мэнди.

И они ели суп – «Куриную лапшу Кэмпбелла» из банки, заедая бутербродами с сыром и солеными огурцами. Энни Макдональд готовила посредственно, но съедобно – уже хорошо, особенно если вспомнить, что́ они ели, сидя у чахлого костерка на промокшей вершине горы, или как доставали из золы подгоревшие остатки пищи. Брианна с теплотой взглянула на газовую плиту марки «Ага», благодаря которой кухня была самым уютным местом в доме.