– Почему не обьяснить нашим проводникам?

– Так тоже делали. Походу, тяжело добраться. Или это как гарантия того, что мы поделимся информацией – считай услуга за услугу. Мы, кстати, тоже так делали.

– Неплохие такие "услуги" в наше время…

– Надеюсь, что гром не сулит ничего плохого. Последний раз когда мы его слышали, рейд Авеоглей закончился смертью нескольких десятков людей на Базе Три. Благо, тех тварей было немного, их перебили. – сказал Марк.

– Откуда он вообще? – спросила Таша.

– Возможно это дело рук Авеоглей. Непонятно как, правда…

– Лап. – поправил Кевина Эрик.

– А?

– Дело лап Авеоглей.

– Тц. – парень закатил глаза.

Ребята продолжили слушать главных.

– Завтра вечером мы соберем отряд, который туда отправится. Надеемся, что затишье продлится еще долго. Чувствую, что скоро получится собрать всю историю.

Орденовцы не успели переварить – свет в комнате замигал красным. Все умолкли. Мигание красного света означало одно – Авеогли вышли на рейд, и теперь – снова – каждый лишний звук может погубить. Неужели план сорвался?

Свет перестал мигать, но был не белым, а красноватым. Бледный оттенок говорил о том, что Авеоглей не слишком много, поэтому Орденовцы немного расслабились. Кто-то поменял неудобную позу, в которую сел или лег, когда сработал сигнал опасности.

Теперь все думали о сорванной вылазке. Неизвестно, сколько могли продлиться рейды: от нескольких минут или часов до нескольких дней и даже недель. В длительные набеги существ было, конечно, особенно тяжело – приходилось минимизировать любые движения. Насчет еды… Поварской цех готовил какие-то пюре, полужидкие блюда, которые были сытными и, несмотря ни на что, вкусными, и разливали их в тюбики, чтобы люди на Базе могли поесть бесшумно. Поэтому поваров было довольно много, часть из них занимались именно такими заготовками – чтобы их было вдоволь даже на длинных рейдах – а часть готовила обычную пищу, которой довольствовались по затишью.

За долгие годы жизни на Базе, Орденовцы привыкли к неожиданным набегам Авеоглей. Они не могли общаться даже шепотом, а писать записки – очень уж неудобно, поэтому постепенно выучили жестовый язык, на котором общались неторопливо.

Таша встала и, ступая осторожно, отошла в свой кабинет. Марк начал немой диалог со всеми, кто находился в зале:

"Очень мало времени прошло с последнего их рейда, что-то не так."

"А что в итоге гремело на улице?" – Кевин спрашивал, смотря на ребят из Одиннадцатой Базы.

Двое синхронно закатили глаза и отвернулись. Третий человек – высокая девушка – оказался вежливее.

"Разлом расширился, это и был гром, и мы думаем, что Авеогли полезли из того места, которое только треснуло. Это информация от Базы Семь, они ближе всех к разлому."

"Почему нам не передали это?" – спросил Кевин, но вопрос остался без ответа.

"Но почему спустя столько лет он снова треснул?" – спросила Мия.

"Пока не знаем." – коротко ответила девушка с чужой Базы и повернулась к своим спутникам, показывая, что на этом объяснения завершены; вероятно, она сама больше не знала.

"В любом случае, мы пока недееспособны. Ждем затишья. Займитесь работой." – скомандовал атташе.

Марк был связистом, главой этого отдела, поэтому неторопливо отправился туда, а Мия – наблюдатель – вышла следом, направившись на ним, поскольку отделы находились рядом. Наблюдатели – это люди, которые следят за обстановкой сверху, контролируют движения и шумы, соответственно, они прознают о выходе Авеоглей до того, как те окажутся близко к Базе, либо же об отступлении существ. Поскольку тревогу нельзя было делать громкой, еще до наступления апокалипсиса придумали другую технологию: свет. В отделе наблюдения был доступ к освещению на всей Базе, поэтому, как только замечали опасность, счет переключали на мигающий красный. Следующий ход зависел от количества рейдеров: если Авеоглей было не очень много, то красный бледнел, а если наоборот – то свет оставался ярким. Так продолжалось до наступления затишья. После завершения рейда, убедившись, что снаружи безопасно, наблюдатели сновь включали белый свет. После такого людям нужно было еще какое-то время, чтобы привыкнуть к тому, что снова можно говорить.