– Шамиль! Ты живой?

Его догнал промывальщик Сеня. Он изрядно вымотался и походил на выброшенного за борт судна пирата.

– Шамиль! Не хочу умирать с подлостью на душе. Исповедуй меня!

– Что я тебе, поп? Сам готов небу раскрыть свою душу. И попросить у всех прощения. Плыви к Шефу. Если он еще живой, все твои грехи простит.

Сеня застопорил свое продвижение и стал дрейфовать зигзагами, поджидая Тимофеевича. Всю свою сознательную жизнь Сеня жил взаймы. Он, не стесняясь, брал от жизни в долг все, обещая отдать. Но не отдавал и снова влезал в долги. Он обещал жене золотые горы, но вместо гор преподносил ей жесткие оковы. Он брал в кредит благоденствие каждый божий день, но к вечеру оказывался банкротом. Сеня был типичный бич с душой рыскающего грешника. Вечно был в долгах у жизни и считал, что долг человека – это не долг чести, а долг в кошельке. И всю свою жизнь он мерил размерами своих денежных долгов. Но тут произошла досада! Приближалась смерть. И он вдруг понял, что он просто ублюдок! Ничего не создавший в жизни. Что казнь неминуема. И его казнить будет не море воды, не холод, а казнить себя будет он сам. Чем заполнить ужасающую пустоту своей жизни? Что он оставил своей жене и дочери – свои долги, накопленные беспутной жизнью? И он впервые почувствовал, как может плакать душа. Горько! Обидно! Жалостливо! И еще вспомнил прощальные слова доченьки:

– Возвращайся, родненький папочка! Мы тебя очень любим!

И всепрощающие глаза жены, наполненные слезами. Словно они чувствовали его невозвращение.

Шеф подплывал к нему тяжело и безжизненно, словно потерявшая надежду бродячая собака.

– Шеф! Ты как?

– Подыхаю! Нету мочи! Тебе чего, Сеня?

– Исповедаться хочу, а священника нет. Не могу с собой забирать на тот свет свою подлость. Богом прошу. Выслушай.

– Это бывает. Валяй. Пока я еще в уме!

– Прости меня, Тимофеевич! Меня черт попутал. Сам не знаю, как получилось. Припоминаешь шурф 25?

– Прекрати! Не хочу его вспоминать.

Неожиданно пенистые волны обрушились на них и захлестнули их с головой. По-видимому, начался прилив. Сеня выплюнул соленую воду из полости рта, прокашлялся и продолжил:

– Так я промывал пробы в шурфе 25. И чтобы больше было материала, прокопал шурф глубже обычного и тщательно промыл грунт. И что ты думаешь, в лотке засверкали самородок и с восемь крупных золотинок – граммов на 10.

– Врешь! Где они?

– У меня в кармане.

– Чего не сказал?

– Так я и побежал к тебе. Но у вас были сборы в магазин. И я присоединился.

– Ты случай не украсть их хотел? Такое богатство!

– Был чертов соблазн! Не отрицаю. Но скрыть не посмел. Хочу тебе этот шлих отдать. Чтобы не унести его с собой на тот свет.

– Далеко он у тебя? Давай. Даже если погибну, найдут следователи – отдадут в контору.

– Держи! Освободи меня от этого груза.

Сеня долго лазил вовнутрь мокрой штормовки. Протянул Тимофеевичу завернутый в полиэтиленовый пакет маленький сверток, подписанный крупными буквами: «Шлих пробы 395: шурф 25 профиль №9».

– Спасибо, Сеня! Ты меня от смерти спас. Теперь есть стимул жить. Мы еще повоюем! Мы еще не такое откроем! Начинается прилив. Будем с ним дрейфовать к берегу.

Студент Круподеров плыл, словно на соревнованиях. Он технично разбрасывал руки, погружал голову, демонстрируя превосходный кроль. У него был 1 разряд по плаванию, и он знал, что до берега быстро доберется. Но течение зажало его в свои объятья, и вырваться из него не было никакой возможности. А силы надо было беречь. Холод пронизывал его насквозь. Ноги уже начала сводить судорога. Зачем он поехал со всеми на лодке в магазин, он не знал. Поддался общему настроению. Куда сейчас плыть, было неизвестно. Где-то на востоке должны были быть острова. Но где восток и где острова – ничего не было видно. Только хлесткие волны, подгоняемые ветром. Один ориентир – течение. Оно должно быть направлено вдоль берега. Но как далеко находится суша, было непонятно.