«Виновата» мама и в том, что не хватило у неё силы воли бороться с этой болячкой упражнениями. Усиливается боль в суставах – она закутывается, прикладывает грелку или прижимается к протопленной печке и подолгу лежит. А надо было всё время «разрабатывать» конечности, невзирая на боль. И массаж, массаж… С массажем я помогал, но не так регулярно, как следовало бы…
В общем, она сдалась, уповая лишь на волю всевышнего…
Бизнес домохозяйки
Человек добрый и заботливый, мама, даже теряя подвижность, пыталась по-прежнему исполнять роль домашней хозяйки. Однако как с больными ногами добираться до ближайшего продуктового магазина, до которого сотни метров и где ещё надо отстоять очередь? Да и, чтобы достать (именно «достать»!) нужное и подешевле, приходилось не один раз ходить. А экономить старались любую копейку.
На всю жизнь запомнился мне крик на всю улицу: «Натанька! Треску по тридцать пять копеек выбросили!» Торговля «выбрасывала» продукты, а покупатели всё «доставали». И «бабы» бежали в магазин, потому что не всегда бывает треска по тридцать пять, а треска по пятьдесят шесть вроде бы дороговата. Хотя по пятьдесят шесть лучше качеством, без головы, и она есть сегодня, не надо ждать, когда «выбросят» ту, что дешевле. Но думали не столько о качестве продуктов, сколько об экономии денег, которых никому не хватало.
Готовила мама очень скромно. Никаких изысков. Более всего мне запомнились гречневая каша и компот. Каша – тем, что сначала надо было из крупы выбрать «глазки», разные непотребные включения. Чаще приходилось этим заниматься мне: «У тебя зрение лучше и пальцы ловчее». Я не любил это нудное занятие. А кашу любил. Мама так ловко отваривала, а потом разогревала на сковородке со сливочным маслом, что крупинки не слипались. А все вместе они издавали такой аромат, что я мог съесть полсковородки.
Компот любил за изобилие. Мама варила трёхлитровую кастрюлю. Свежесваренный мне не нравился, а вот настоится, да холодненький – не оторвёшься. Иногда приложусь прямо к кастрюле и глотаю, глотаю… Чуть не полкастрюли за раз. И гущину любил – яблоки, чернослив, урюк и особенно сабзу. Живые-то фрукты у нас появлялись лишь с новым урожаем.
Естественно, каждый день было первое – как правило, щи со свежей, а зимой – с квашеной капустой. Реже суп – с лапшой или рыбный, а также молочный вермишелевый, который мне очень нравился. На второе – любая доступная крупа или картошка. К ним иногда прибавлялась мясная котлета (просто кусок мяса был большой редкостью), жареная рыба или селёдка, а нередко открывалась консервная банка – с дешёвой рыбой типа частика или кильки в томатном соусе, или какая-то иная с маслом. К котлетам мама готовила подливу. Очень похожую на ту, что непременно добавляли в советских столовках. Так что этой подливы я наелся на всю жизнь. И, когда в некоторых дешёвых столовых льют её на гарнир, это не столько напоминает о детстве, сколько вызывает неприязнь.
Овощной гарнир был редкостью. Живая зелень, купленная в магазине, – это загубленные деньги, на рынке – дорого. Да и далековато от нас был рынок – в Перове. Зимой зелени вообще не было, как и свежих помидоров и огурцов в магазинах не найти. Поэтому чаще обходились квашеной капустой, солёными помидорами и огурцами, предпочитая покупать их на рынке – столь неприглядным выглядели они на прилавках госторговли.
На третье, кроме компота, был, конечно, чай с кусковым сахаром (иногда – колотым, но чаще – рафинадом), кофе – желудёвый или с цикорием. Нормальный кофе я стал потреблять, лишь став взрослым. Растворимый кофе был дефицитом до самой кончины советской власти. В сезон на столе появлялись арбуз, яблоки, ягоды – и тоже чаще всего с рынка.