Моё семейное древо напрямую не связано с властителями, не влияло на их интриги и распоряжения – на то, что вписывается в учебники истории страны. И не ворочали капиталами – собственными или государственными. Мои предки – это низшее сословие. Это та масса, которая или движется вслед за полководцами Истории или существует сама по себе. Но именно в этой «серой» среде рождается та главная человеческая составляющая страны, которая и определяет ход истории – своим малозаметным на первый взгляд трудом, или бунтом, или «безмолвствием»… Без понимания того, что происходило в этом социальном слое трудно понять советское время, ориентируясь только на жизнь лидеров и решения правящей партии – КПСС.

«Как корабль назовёшь, так он и поплывёт».

Древняя мудрость

Насколько я осведомлён, я был у родителей не первым ребёнком. Это можно судить и по документам. Их брак был зарегистрирован ещё в 1934 году. Кстати, зарегистрирован в Воронежской губернии. Это позже родина родителей – село Сергиевка (ныне Умётского района) – отошла к самостоятельной Тамбовской области. Так вот, а я появился на свет только в 1938-м.

Это было для России обыденно: рожали много, выживали лишь некоторые. До меня один ребёнок погиб в утробе. Хотя мама была на восьмом месяце, но ещё работала в колхозе. Вообще тогда в декретный отпуск отпускали чуть ли не перед родами. Тем более в деревне этот срок не слишком-то соблюдали.

Шла уборка колхозного урожая. И что-то там произошло: то ли мама упала со стога, то ли сделала чрезмерное усилие, то ли не во время расшалилась молодёжь (а маме, когда вышла замуж, и было-то лишь девятнадцать лет – ещё в девках могла бы побегать). Получился выкидыш.

Второе дитя появилось-таки на свет. Нарекли его Александром, но вскоре он умер.

Я родился уже на московской земле. Формально – в посёлке Владимировка Ухтомского района Московской области. Но, тем не менее, я – коренной москвич. Потому что, во-первых, этот посёлок давно уже, ещё в 1930-е годы, преобразовался в столичные Владимирские улицы. А, во-вторых, на свет я появился в роддоме, что был в Немецкой слободе (это район Госпитальной площади).

Хотели и меня назвать Александром, да, видимо, побоялись повторения трагедии.

Почему-то в те годы имя «Анатолий» стало очень популярным. Дядю моего, маминого брата, тоже так звали. И среди сверстников было много тёзок. Чем этот всплеск тогда был спровоцирован, непонятно. Нередко на выбор имени оказывает влияние какая-либо очень популярная в данный момент личность: лётчик, учёный, артист, космонавт, литературный герой… Но я не знаю, какой знаменитый тёзка был в чести у моих родителей. Ну, не Анатоль Франс, вряд ли о нём были осведомлены выходцы из сельской глубинки.

А может, революционно-пропагандистская популярность «матроса-партизана Железняка» сыграла свою роль? Того самого, что командовал вооружённой группой солдат и матросов, которая должна была следить за порядком во время заседания в январе 1918 года первого в истории нашей страны всенародно избранного демократического парламента – Учредительного собрания. Того самого Железняка, что по своей идеологии был анархистом, но примкнул к большевикам. И как анархист, он вообще неодобрительно относился к любой власти. А как новоявленный большевик, был недоволен волеизъявлением россиян, отдавших на выборах предпочтение эсерам и другим социалистам. Потому он легко прихлопнул зарождавшийся российский парламентаризм одной фразой: «Караул устал!» За это Анатолий Железняков (вопреки популярной песне он не партизанил и с махновцами не воевал) был прославлен большевистской пропагандой в названиях улиц и пароходов, в фильмах и книгах… Хотя вряд ли – в честь «Железяка»: мои родители не очень-то славили революционные деяния большевиков.