– Ничем особым, – ответил Саша. – Иногда ходим на реку. За село. Далековато, но река есть. По хозяйству хлопочем, помогаем родителям. Так, ничего особенного.

– Скучно, значит?

– Ну…

– Скучно, скучно! Не ври. Вижу, что скучно. Родители заедают?

– Есть немножко.

– Заедают! Достают? Достают! А никуда не денешься, да? Даже заняться нечем, отвлечься? Сочувствую.

– А Вы к нам из какого города? – неожиданно спросил Бориска.

– Я-то? Из далёкого, большого такого

– А именно? – Борис был серьёзен.

– Не важно это. Не суть важно, ребята. В городе сейчас жизнь с каждым днём больше и больше бьёт ключом. Соблазнов – море. Да реализовать их, заполучить трудно. Не каждый в нём сможет выжить, в этом море. Я вот убежал сюда, к вам, где жизнь спокойнее. Катится также, как когда-то, по-старинке. Я ведь тоже родом из маленькой деревушки. У меня там осталась мать. Живёт одна-одинёшенька. Не живёт, а мается в бедности, в тяготах. А я убежал. Хотел жить, понимаете? Но тут так повернулось, что потянуло меня к чему-то родному. И я оказался снова в сельской местности, среди крестьян, среди полей, лесов. Дикая, вольная жистянка у вас, ребятки. Дикая и вольная, но безнадёжная. Нельзя так жить. Не советую. Бегите, бегите отсюда, ищите счастье на стороне. Глядишь, и вам что-нибудь перепадёт. А не перепадёт, так погибнете в рассвете лет, вспоминая лихо прожитые годочки. М-да. У меня-то есть, что вспомнить. М-да.

– А расскажите нам, – попросила Катя и побледнела, потупилась.

– Да что же рассказывать? Нечего. Не для детских это, не для девичьих ушек. Может быть, как-нибудь потом, когда мы познакомимся поближе.

– Вы здесь надолго хотите остаться? – всё столь же серьёзно поинтересовался Бориска.

Он внимательно следил за движениями Боброва.

Боброву не понравился взгляд мальчика, и с его лица сошла любезность: оно обособилось, став непроницаемым.

– Да как тебе сказать, – протянул Бобров и начал убирать еду с подстилке из листьев кукурузы. – Хотелось бы. Ты не возражаешь?

– Мне какое дело.

– Вот и хорошо.

Но Борис всё так же пристально смотрел на Боброва.

– А Вы в селе кем работали? – продолжил допрос мальчик.

– Я-то? – Бобров исподлобья быстро взглянул на любопытного подростка и продолжил собирать сумки. – А кем только не был. Полол картошку, капусту, морковь, убирал скотные дворы, технику там какую подсоблял чинить, и даже был механиком, каменщиком был.

– Так много? – удивился Бориска.

– Так много, – подтвердил Бобров.

Он встал на четвереньки и уполз в шалаш, чтобы спрятать продукты в тень. В полном молчании выбрался, поднялся, нарвал охапку листьев кукурузы – вернулся в шалаш и тщательно укрыл ими сумки. Никто из ребят не двигался, никто не проронил ни слова. Бобров, пятясь задом, выполз, встал на ноги, потянулся, скучно поглядел на чистое небо, зевнул, сказал:

– Хорошо-то как. Благодать. Вам, ребятки, наверное, надо идти? Вы гуляйте, отдыхайте, помогайте по хозяйству родителям и всё такое. И как-нибудь потом приходите в гости. Окей?

Митя, Саша и Катя неохотно поднялись, неудовлетворённые такой непродуктивной и неинформативной встречей. Любочка же не торопилась. Она следила, что сделает Бориска. А тот, поглядев на Митю, Сашу и Катю, поддался общему импульсу и встал. Он протянул Любочке руки. Девочка с готовностью на них опёрлась и легонечко подлетела на воздух. Бориска опустила её на ножки.

– Вот у Мити, – начал Бориска, – отец заведует механическим складом. Вы должны его знать.

– Да?! Надо же, – процедил Бобров, занимаясь подсчётом кукурузных макушек.

– Михаил Борисович Кулешов. Неужели не знаете? – Глаза у Бориски превратились в щелочки.