– Что тут у вас?! Чего шума-то развели как на базаре?! – неожиданно распахнулась дверь в директорский кабинет и на пороге показалась уже знакомая Егору тощая, рослая женщина в очках.

– Да вот, Лариса Ивановна, новенький уже успел отличиться – избил Ивасюка, – как-то подобострастно съёжил плечи учитель физики. – Хотим, чтобы Фёдор Силантьевич сам с ним поговорил. Чтобы этот маленький мерзавец с самого начала понял, что он уже будет под контролем самого директора.

– Ивасюка отлупил? – как-то недоверчиво протянула Лариса Ивановна и, посмотрев на Егора с интересом, усмехнулась, – ну, что же, раз у тебя хватило сил отлупить Ивасюка, то пусть теперь хватит смелости и в карцере посидеть пару дней. Ты, Иосич, иди, возьми ключи у Миланки от карцера и закинь его туда. Через два дня сам и вытащишь его оттуда.

– Так мы это… хотели просто, чтобы директор с ним поговорил, – растерялся учитель физики не ожидавший такого поворота дел. – Он же только поступил, может не стоит его сразу в карцер-то? – просительным тоном обратился он к Ларисе Ивановне. – А Фёдор Силантьевич у себя?

– У себя, у себя, – раздражённо отозвалась та. – Только никого он пока не принимает. Занят очень. Так что делай, как я тебе сказала, ясно?

– Да-да, Лариса Ивановна, – засуетилась биологичка, сразу утеряв весь свой богемный вид. – Владлен Иосифович, ведите его в подвал, а я сейчас быстренько возьму ключики у Миланы Алексеевны и прибегу.

– Эх, Егорка, Егорка! – с каким-то отчаяньем в голосе произнесла Ольга Афанасьевна. – Ну, что же ты так?! Давай уж держись там, сынок! Я тебя буду ждать, – она дотянулась до него и успела только один раз провести ладонью по его щетинистой голове.

Егор увидел её искренне встревоженный, печальный взгляд и нижняя губа его дрогнула. Он уже понял, что на два дня его забирают из группы в какой-то карцер.

Карцером оказалась небольшая комната в подвале. Два топчана с заскорузлыми матрасами и почерневшими от многолетнего употребления подушками стояли у отсыревших, склизких стен. Под потолком тускло светила лампа в металлическом каркасе. В углу стояла ржавая жестяная раковина, в которую из облупленного от времени крана громко капала вода. Под раковиной темнело старое, с продавленным боком ведро. Небольшое зарешечённое окно под потолком заросло паутиной и с трудом пропускало свет. В углу комнаты стоял старый, высокий металлический шкаф, когда-то выкрашенный в белый цвет. Дверцы его были заперты на большой амбарный замок. На стенах и на потолке тускло поблёскивали какие-то металлические кольца. На полу под ногами скрипела рассыпавшаяся от времени темно-красная метлахская плитка. Вдоль стены тянулись холодные чугунные батареи. В комнате было душно, промозгло и темно.

Физик втолкнул Егора в плохо пахнувшую темень:

– Просидишь тут два дня. Это тебе в наказание, чтобы знал своё место. А то слишком борзый ты – только появился, а уже столько проблем от тебя.

– А что я такого сделал?! – неуверенным, дрогнувшим голосом возразил Егор. Темень и вонь в подвале, который они называли карцером, напомнили ему о доме и ему до тошноты не захотелось сидеть здесь аж два дня. – Отпустите меня, дяденька! Я обещаю себя хорошо вести.

– Ишь, спохватился! Раньше нужно было думать, дурачок! Сиди теперь тут и думай над своим поведением. У нас тут быстро перевоспитываются. И ты через неделю станешь как шелковый, а то может ещё и раньше, если сегодня-завтра тебя Пушок надумает навестить.

– Пушок – это котёнок? – оживился Егор.

– Нет, салага, это не котёнок…это – фамилия…короче, сам увидишь, если тебе не повезёт, – почему-то тяжело вздохнул физик и быстро закрыл скрипучую дверь.