– Мамá, я переживаю за Ольгу! Уж слишком она жаждет внимания, а в голове одни сладостные мечтания… – Люба все-таки решилась поговорить с матерью, для чего вызвала ее в кабинет. Учитывая покорную почтительность детей по отношению к Ольге Васильевне, это был довольно смелый шаг.

– Ты чересчур строга к ней, – заступилась за Лёлю Ольга Васильевна. Дама она была суровая, детям спуску за шалости не давала, но к младшей дочери испытывала особенную нежность. – Когда еще мечтать о любви, как не в ее возрасте? Позже откроется вся грязная правда жизни, и мечтать уж расхочется. А что до жажды внимания, ты ошибаешься, у нее просто другой темперамент.

Любе странно было слышать от матери такие слова, поскольку от нее самой всегда требовали серьезности и самого скромного поведения.

– Как бы этот ее темперамент до скандала не довел… – пробурчала себе под нос дочь. – Отец мог бы начать подыскивать Лёле партию. Чем скорее выдадим ее замуж, тем покойнее будет всем и лучше ей самой!

– Ей в декабре исполнится шестнадцать. К чему такая спешка? Успеется…

Все же Ольга Васильевна к словам Любы прислушалась, хоть и делала скидку на ее повышенную эмоциональность, ведь дочь носила под сердцем ребенка. Любовь Валериановна еще могла появляться в обществе, пока ее положение не было заметно. Однако волнение и повышенная тревожность порой брали над ней верх.

Ольга Васильевна вышла в гостиную и окинула всех строгим взглядом. Леля с Сергеем негромко пели только что разученный дуэт. Так это вышло мило, что в конце они сорвали настоящие аплодисменты. Овации были бы более бурными, если бы не траур. Увидев мать, Леля приняла самое невинное выражение лица и, сделав почтительный реверанс публике, прошла к Ольге Васильевне и села рядом с ней. Весь остаток вечера она излучала ангельскую скромность.

Однако мать семейства провести было нелегко и за поведением младшей дочери она стала следить пристальнее, хоть в тот вечер ничего предосудительного ею замечено не было.

XVI

В середине апреля в Рим вернулся Сергей Александрович. Павел с нетерпением ждал брата не только потому, что жутко по нему соскучился, а еще и в предвкушении долгожданного путешествия в Палестину, которое они задумали предпринять. Братья мечтали попасть на Святую Землю к годовщине смерти матери, чтобы отслужить по ней панихиду в Иерусалиме. Сыновья полагали, что Мария Александровна, как глубоко верующая женщина, была бы растрогана и непременно оценила бы их порыв.

В начале мая они отправились в путь. К ним присоединился кузен, Константин Константинович. Из Рима Великие Князья поехали в Неаполь, где их взял на борт фрегат «Герцог Эдинбургский». Море благоволило путешественникам, балуя их спокойными лазоревыми картинами на протяжении почти всей поездки. Поштормило лишь немного. Павел был горд – он переносил болтанку легко, будто заправский моряк, в то время как Сергей с Костей чувствовали некое томление и были бледнее обычного.

Первой остановкой были Афины, где Великие Князья навестили сестру Кости, королеву эллинов Ольгу. Она и ее венценосный супруг как обычно мило приняли родственников, свозили их на свою симпатичную дачу в горах, в Татое, напоминающую большой деревенский дом, где на барбекю присоединились дети хозяев. Рядом с Павлом сидела бойкая греческая принцесса, пухлая девочка лет одиннадцати, которая держалась с русским Царевичем очень по-взрослому.

– Как Вы находите Афины? – поинтересовалась Аликс у Великого Князя, когда расселись вокруг вертела прямо на траву. Греческие монархи не были рабами церемоний.

– Восхитительно! Мы в восторге от Акрополя, развалин Элевзине, храма Тезея… – дежурно ответил Павел.