Змеев выдохнул, с негодованием глядя на Еву. Зрители тамбура смотрели на нее с явной завистью. Русалка мучительно покраснела.

— Я и осенью там не увидела ничего интересного, — пробурчала в ответ. — В тот единственный раз, что нас в школе возили.

Выражением лица Змеева можно было пугать тех немногих туристов, что рискнули пройтись по подсохшим дорожкам Павловского вокзала.

Они долго шли молча, но девушка не обольщалась. За эту зиму Ева отлично успела усвоить привычки младшего Змеева. Последнее слово он всегда оставлял за собой. И чем дольше молчал, тем весомее оно было. Как бы не придавило…

— Женщина, ты не очень обиделась? — Илья, шедший чуть впереди, притормозил вдруг так резко, что в его жесткую спину Ева влетела с размаху.

Неожиданный поворот.

— На то, что ты щеголял своими любовными похождениями? — пальцами уцепившись за мужской светлый жилет, она забралась на поребрик и осторожненько балансируя двинулась дальше. — И какое мне дело до них?

В голос она постаралась вложить целую тонну язвительного сарказма, но получилось вдруг сипло и жалко. Врать Змеенышу не выходило. Ева, всегда справедливо считавшая себя гуру лжи и мастером блефа, рядом с ним отчего-то терялась. Как будто бы зелья правды нанюхалась.

— И за это прости, — Илья вдруг подхватил ее руку галантно и осторожно повел, как младенца, делающего свои первые самостоятельные шаги. — Я… не подумал. И о том, что тебе было не до экскурсий по паркам.

— Брось, Змееныш, проехали, — девушка вдруг оступилась, и с высокой гранитной ступени свалилась прямо в крепкие руки, мгновенно ее подхватившие.

Они так и замерли оба на тротуаре у входа в Павловский парк, пристально глядя друг другу в глаза.

— Мир? — голос Ильи вдруг внезапно охрип. Ева медленно освободилась, одергивая свою длинную темную куртку.

— Мир… И куда ты привел меня, Змеев-Сусанин?

Ева растерянно оглянулась. Они прошли мимо центрального входа, и стояли перед большими каменными воротами с надписью: “года”

— Пойдем, сегодня последний четверг месяца, время свободного входа студентов! — Илья вдруг широко улыбнулся, показав ямочки на щеках. — Это так называемые Театральные ворота. Я хочу показать тебе именно парк, дворец лучше смотреть поздней осенью.

Спорить со столь голословными утверждениями Ева не стала. И руку, вдруг снова подхваченную Змеевым, не забрала. Они так и шли, словно малые дети, за ручку по хрусткому гравию парковых ровных дорожек, и Ева вдыхала тревожные запахи просыпающейся природы.

Змееныш снова был прав. Акварельная красота ранней весны завораживала. Угольные росчерки веток еще крепко спящих деревьев, безупречная гладкость темно-желтых газонов. И зеркальная темнота парковых водоемов, кружившая голову, будоражившая Евину потаенную суть.

18. 12.1

— Уважаемые туристы и гости Павловского парка — тоном опытного экскурсовода вещал Илья Змеев. — Мы с вами пересекаем Парадное поле в Павловском парке на территории одноименного государственного музея-заповедника, и попирая гранитную крошку одиннадцатой Парадной аллеи приближаемся к перекинутому через протоку от Центрального к Среднему Розовопавильонному пруду пешеходному арочному мосту. Сооружен сей необычный мост был во второй половине XIX века. Является памятником архитектуры федерального значения. Обратите внимание…

— Почему она черная? — Ева отобрала свою руку и быстро шагнула в сторону гладкой поверхности темной воды.

— Летом будет зеленая… — растерянно наблюдая за девушкой, вдруг буквально скатившейся вниз по крутому склону газона, пробормотал громко Змеев. — Ей, женщина, туда лезть нельзя! Ева!