И хотя на один момент каждому из обмеревших в одном положении, с прямым взглядом друг на друга, участников этого противостояния, где Себастьян стоял в позиции «стрелки», с выставленной вперёд рукой, а бледный, как смерть капитан де Витри, в чьё тело было погружен клинок Себастьяна, застыл в положении – не ждали, показалось, что вот, кажется, и всё, и в их противостоянии поставлена точка. После которой каждый из противников, исходя из своего итогового положения, может спокойно, кто пойти погулять, а кто прямо здесь, свалившись под себя отдохнуть.
– Ну что, теперь тебе не смешно? – глядя из своего более низкого положения на капитана, одной своей усмешкой стоящей в глазах спросил капитана Себастьян.
– Не вижу повода для грусти. – Усмехнулся в ответ капитан де Витри и, бросив косой взгляд на Алонсо, заметил, что и тот тоже посмел улыбнуться. Ну, а уж этого (капитан уже прикипел к его хмурой физиономии и не желал видеть на ней ни тени улыбки; такой капитан консерватор), капитан уже стерпеть не мог и он, призвав на помощь деву Марию, пожелал, чтобы этот испанец промахнулся. И, конечно, дева Мария, всегда трепетно относившая к военным, прислушалась к просьбе капитана, ведь она всего лишь испытывала его веру в неё, а не в Женевьеву, покровительницу всего, а не военной части Парижа.
И вслед за этим, капитан де Витри, почувствовав, что он ещё жив и даже не проткнут, одновременно упирается взглядом в своего противника – Себастьяна и в тоже время, правой рукой, в которой находится шпага, начинает её подводить к Себастьяну. Ну а Себастьян, уже не может оторваться от этого пронзительного взгляда капитана и, стоя, как заворожённый, начинает понимать, что тут что-то не так. Что он буквально через мгновение, увидев, входящую в его ударную руку шпагу и понял. Ну а как только пронзившая руку Себастьяна боль, дошла до его понимания хитрости капитана, то он тут же выронив шпагу, свалился себе под ноги.
Но не успевает капитан сопроводить свой победный укол какой-нибудь подходящей для этого момента фразой, как летящий на него Алонсо, требует от капитана сосредоточенности и повышенного внимания. Но к своему и удивлению капитана, Алонсо спотыкается на ровном месте и, уткнувшись шпагой в пол, после её разлома на части, падает вниз головой. Правда, выглянувший из под стола, со шпагой наперевес барон да Будь, своим заявлением в сторону Алонсо: «Да будь ты не ладен, а я всё-таки попал», – всё расставил по своим местам.
И хотя капитан впечатлён ловкостью барона да Будь, и даже счастлив, что в Алонсо, а не в него попали, всё же, пока ещё не весь противник повержен, то нужно быть осмотрительным. Чего, по всей распластавшейся на полу видимости испанца Жозе, как раз и не учёл при нападении на барона да Будь этот испанец. Правда, если быть предельно честным, то и сам барон не слишком посматривал под ноги, где в своё время им же было пролито вино, и из-за чего он с капитаном де Витри, чуть ли, вплоть до дуэли, не поругались, по причине возникшего спора – кто из них будет отвешивать тумаков папаше Пуссону, за то, что он ручки кувшина совершенно не протирает, оставляя их скользкими для рук.
Но спор дело прошлое, когда сейчас эта пролитая скользкость на полу, на которую по причине своей невнимательности и вступил барон, сыграла с ним очень великолепную и что главное, своевременную шутку. И только было попытался его соперник Жозе, срезать на его лице, долго и с таким усердием не для себя, а для дам, выращиваемый ус, как барон своевременно заметив эти подлые намерения этого, явно не терпящего на своём пути к дамам конкурентов Жозе, для начала решает в прыжке уклониться. Но к его неожиданности, его нога поскальзывается на этом винном полу, и барона в его вверх ногами, в очень быстротечном полётном рвении настигает его глубокомыслие: Если останусь жив, то папашу Пуссона заставлю языком вымыть пол.