Берусь ли я за защиту Его имени, деяний, чести? Нисколько. Я и не смею этим задаваться. Безукоризненную честь и правду не защищают; и та, и другая сами светят, и свет от Государя будет лишь разгораться. Перед Ним будут преклоняться, и сознание, что Он в недосягаемой для нас светлой вечности – великое сознание…

Обязанность свидетелей эпохи правдиво установить обстоятельства, при которых Государь Николай II вступил на Престол и царствовал.

Условия эти были таковы, что, помимо своей воли, Он оказывался иногда бессильным использовать полноту своей власти и проявить ее, как бы того желал. «Бессильный, – спросят меня, – значит, безвольный?» – Нет, понятия эти совершенно разные.

Не будем утверждать, что Государь обладал непреклонной волей. Были случаи, когда Он мог – и не проявил ее. В ущерб или на пользу стране были эти случаи уклонения от воли – подлежит обсуждению. Но не эти случаи были роковыми для страны. На них, как и на некоторых ошибках в цепи событий, останавливаться нельзя…

Бесспорно одно: в главнейших вопросах судьбы страны Государь, во все время и до последнего часа, проявил громадное напряжение характера, выдержку и… волю не уступающего Царских прав и не поступающегося царской честью и достоинством своей Родины Государя.

Больше того – лишь Он, Русский Царь, остался до последней минуты один непоколебимо верным присяге России и за Нее – безропотно – не склонил, а сложил голову.

Докажем, что и последнее обвинение, что Он отрекся по безволию – в корне лживо…

* * *

Государь вступил на престол при кажущемся благополучии в стране. За тринадцать лет до того престол этот был в крови Его великодушнейшего деда. Это неслыханное по цинизму убийство висело гнетом, а покушение в Борках доказывало, что поход на Монархию продолжается. Личность гиганта духа Александра III грозила подняться во весь рост Самодержавия при малейшей попытке общества стать на пути Его воли. Он сам держал в повиновении не только страну, но Его воля лежала неподъемным грузом какой бы ни было агрессивной политики как общества, так и некоторых извека злобных против нас стран Запада. Но Государь в краткое царствование не успел противопоставить чего-либо реального начавшемуся расстройству экономического порядка в стране, кроме Его величайшего творения – проведения Сибирского пути, значения которого никто и по сей день не оценил, не поняв громадности замысла хода на Восток, где будет решаться все будущее России. Не поняли и того, что этот путь уже спас наш Восток от Англии, опоздавшей кинуть на него Японию.

Меньшего значения были внутренние реформы – водворения порядка на местах с руководством департаментом из Петербурга. Вместо широкого самоуправления и органической системы децентрализации и установления действительной власти на местах законодатель ограничился «опытом» введения земских начальников, причем предводителям дворянства, председателям ряда учреждений не было дано ни власти, ни прав, ни ответственности.[4] В уезде так и не создалось руководящего и объединяющего все части управления и хозяйства органа местной власти.

Власть появилась не в уездах, а в участках. Мысль Государя была сначала отлично воспринята населением, но, не имея ни местного руководства, ни конечной связуемой со строем и земством системы, ни цели, корней не дала. Через головы всех учреждений вожжи управления были в руках департаментского чина, и склонявшиеся перед таковым губернаторы считались с номером «входящего» приказа из Петербурга, а не с земской и сельской жизнью. При этих условиях лучшие и независимые местные люди служить не могли, и состав оставлял желать лучшего. История «входящих» бумаг из министерства и пресловутого Земского Отдела – трагикомична. История эта, ломавшая иногда весь быт и жизнь народа,