– Мойся, – приказал мужик, усмехаясь. Я замерла, прикрываясь, и он, склонив голову, двинул вентиль, и струя стала сильнее, больно ударяя по телу. – Поняла? – спросил он, вскинув брови, снова сделал напор меньше и повторил приказ: – Мойся.

Про пытки водой в тюрьмах я знала из американских боевиков, так что спорить не стала. Процедура длилась минут десять. Я тёрла себя, стараясь не стучать зубами от холода, а мужик, не скрываясь, дрочил, держа шланг и палку в одной руке. В общем-то, это был неплохой момент, чтобы поймать его на слабости и сбежать, когда у него подходило к финалу, но я хорошо понимала, что сама отсюда не выберусь. Тем более голая, мокрая и измождённая. Решила отложить этот момент, пока меня не выведут наружу.

Впрочем, если бы я знала, к чему меня на самом деле готовят, я бы использовала даже этот шанс. В надежде если не вырваться, то хотя бы получить удар шокером и случайно умереть, если сердце окажется слабым.

Когда струя поникла под движением вентиля, я, презирая себя за слабость, попросилась в туалет. Мужик, уже удовлетворённый и безразличный, пихнул меня в соседний угол, где располагалась уборная, и ждал, когда я, стуча зубами, завершу все и маленькие, и большие дела, морщась от вони. После снова отвёл полоскать шлангом, дал подмыться, и мы отправились дальше. Он с палкой и сигаретой, я – голая, мокрая и трясущаяся, с удавкой на шее.

Одежда моя так и осталась сиротливо лежать на полу, и мне хотелось плакать, глядя на неё искоса, пока мы удалялись. Понимала, что больше не увижу этот ненавистный деловой костюм. «Мне бы мои вчерашние проблемы!» – всхлипнула я, думая о прежней жизни, когда чувствовала себя совершенно несчастной из-за того, что приходится пялить на себя колготы в июне. Сейчас бы я напялила на себя что угодно, лишь бы согреться!

Запахи менялись. И если сначала меня преследовала стылая вонь нежилого подземелья, то теперь всё больше тянуло едой и дымком, будто мы приближаемся к людям. Так и оказалось – мы поднялись по широкому пологому коридору, ведущему на верхний уровень. Видимо, его использовали для перевозки палет или ещё чего – на полу было много царапин и… это же краска, не застарелая кровь? Пусть будет краска. Или грязь. Мало ли?

А на верхнем уровне изменилось всё. Послышались голоса, музыка, оживлённое движение, будто рядом бар или казино. Впрочем, мы почти сразу свернули в узкий коридорчик, и меня впихнули в очередную комнату – по виду жилую. Мужик достал шокер, угрожающе двинул бровями, а затем разрешил наконец-то снять удавку. Я дрожащими пальцами ослабила петлю, стянула и несмело попятилась.

– Полчаса до выхода, – довольно заключил конвоир, а после указал взглядом на столик. Там стоял чайник, лежало несколько пирожков в упаковке знакомой торговой сети, а рядом – диван, и на нём одеяло. – Располагайся. – И, хохотнув, отошёл, усевшись на стул рядом с выходом.

Сейчас мне было уже всё равно, смотрят на меня или нет, что подумают, не ударят ли, и я первым делом рванула к дивану, сгребла одеяло и завернулась. После подняла чайник и стала пить прямо из носика. Облилась, закашлялась, но нашла в себе силы остановиться, и поставила его греться. Заварила себе чаю и устроилась на диван с ногами, чтобы уничтожить пирожки. Какие они, оказывается, вкусные с голодухи! Особенно, если представить, что они могут оказаться последними…

Остатки пирожка бандит забрал у меня прямо из рук. Я вскинулась и поняла, что заснула. Мужик безразлично отбросил корку на стол, туда же поставил чашку, а потом с какой-то даже жалостью во взгляде сказал: