Купаться. Я застываю. Последний раз когда я их купал? Когда они были мелкие. С помощью своей мамы. А потом пошла череда нянь. Пока, наконец, у нас не появилась Аллочка.

Детям по шесть. Они купаются как?

– Набери нам ванну, – говорит дочь.

– Вы все еще вместе купаетесь?

– Да, – как ни в чем не бывало отвечает. – Пап, мы все вместе делаем, ты забыл? И вообще, можешь посидеть с нами, как это делает бабушка или Аллочка. Поиграешь с нами.

– Хорошо, так и сделаем, – нажимаю, наконец, на посудомойке программу и снимаю этот чертов передник.

После купания, которое меня прилично измотало, уложил детвору по кроватям и сам еле добрался до ванной. Я весь мокрый. Дети брызгались, смеялись и кидались пеной. Я давно так не отдыхал. Головой.

Посмотрел на свою физиономию в зеркало, почесал заросший подбородок, щеки. Усмехнулся. Поцеловал детвору, те дружно захихикали и заявили, что щекотно.

Разделся, закинув шмотки в машинку, да забрался в ванну под душ.

Включил воду и перевёл на лейку. Люблю воду погорячее, когда в воздухе собирается пар. Чувствую, как мышцы расслабляются под обжигающим теплом струй.

А после душа на кухне заварил себе чай и уселся за стол в гордом одиночестве.

Чувствую себя выброшенной рыбой на сушу. С работы уволился, и теперь думаю, где мог бы пригодиться, да так, чтобы дети всегда были рядом. Им шесть, а я, кажется, не помню почти ничего из их детства. Правда, их появление и смерть их матери заставили пересмотреть ценности жизни и карьера военного была завершена. А что я мог? Отец Полины подтолкнул в следственный. Как же его материла Зоя Петровна, мать Поли. Моя мать и Зоя взяли детей на себя, а я спустя пару месяцев снова стал пропадать на работе… Шило на мыло, что называется. Но здесь я чувствовал себя немного в своей стихии. А вот сейчас…

Детям этой осенью в школу.

Полина... Поля…

Откинулся спиной на стену и ударился затылком.

Лика очень на нее похожа. Каждое движение рук, повороты головы, мимика…

Непросто мне без тебя, Полька.

– Пап, – неожиданно раздается голос дочери. Рука дрогнула и чашка опрокинулась. – Вот же неуклюжий, – мягко улыбается и, взяв тряпочку с раковины, принялась вытирать стол, собирая жидкость.

– А ты чего не спишь? – спрашиваю, наблюдая за Ликой.

– Попить захотела, а тут ты. Чего не спишь? – села за стол, а я налил в стакан воды и подал ей.

– Да что-то не спится. Но сейчас пойду.

– О работе думаешь? – спрашивает, отхлебнув воды.

– Да, и о ней тоже.

– Жалеешь, что ушел? – смотрит голубыми глазами, словно сейчас рядом сидит Поля.

– Нет, все же надеюсь быть рядом с вами, – улыбаюсь и треплю девчонку по волосам.

– Ладно, я спать, – зевает, прикрывая ладошкой рот. – Споки, – и целует меня в щеку.

Проводил взглядом маленькую фигурку и, отставив почти пустую чашку в сторону, пошёл в спальню.

Упал в кровать, распластавшись звездой, и уставился в потолок, на котором мелькали блики фар редко проезжающих машин во дворе дома.

В голове прокручиваю разговор с Зарецким. Чем-то все же он меня зацепил. Нет, не суммой зарплаты. Ковыряю мозг, что называется, чайной ложечкой и пытаюсь докопаться до истины. Что мне не дает покоя?

Желания возвращаться на роль водилы для мажорки у меня нет. Мне она еще тогда потрепала нервы. Причем так, что до сих пор вспоминать не хочу. А вот эти воспоминания сами лезут в голову. Тут же память подкидывает образ девятнадцатилетней девушки. Стройной, среднего роста, с темного цвета волосами средней длины и глазами цвета серого дождливого неба.

Вот это тебя занесло, Макс… на поворотах-то полегче!

– Это кто? – недовольно сканирует меня глазами с веером густых ресниц.