И тут в комнату вошёл Зубр. Лицо его было хмурым. Он мгновенно двинул ко мне.

– Так, Сергей, говори, точно ли ты закопал эту девчонку и где?

Разговоры затихли.

– Так точно. В Кумженской роще. Могу показать, где, – ответил я, нахмурившись.

– У нас проблема, – заявил Зубр. – Наша свидетельница – восходящая звезда местного театра. Балерина. Евгения, мать её, Берсенева!

– Больше нет, – ответил я ровно, а моё сердце сжалось.

Откуда он узнал её имя?

– Так быстро не могли подать в розыск. Ранее трёх суток заявления о пропаже полиция не примет, – встрял в разговор Чёрный.

Его так прозвали, потому что ходит он исключительно в чёрном, при том что сам отменно рыжий, с медными коротко остриженными завитками, апельсиновыми бровями и веснушками даже на кистях рук. Он немного похож на льва без гривы: мордой, повадками и молниеносной реакцией. Некрасивый, но обаятельный. Короткий нос, красноватые веки, словно от вечного недосыпа, нижняя челюсть чуть вытянута. Благодаря глубоким носогубным морщинам можно подумать, что Чёрный похож на Высоцкого, но приглядишься и поймёшь, что это не так. Тот – вечный Гамлет, этот корыстен до мозга костей.

– Бучу подняли активисты из группы «Лиза Алерт». Особо заботливые коллеги по театру и тётка, с которой жила Берсенева, – заявил Зубр. – Забили тревогу. По соцсетям разнеслось уже. Я проверил фотогалерею театра – действительно она.

– Нам-то какая разница? Пусть ищут, – невозмутимо ответил я. – Девчонка из земли не встанет. Покоится с миром и не отсвечивает.

Все прочие мысли, сумбуром нахлынувшие с такими вестями, пришлось отмести в тёмный угол. Я «закопал» её, и точка.

– Да, шеф, – согласился Чёрный. – Пока будет открыт официальный розыск, мы уже отчалим. И «Кролик» будет подан на рагу.

– Кстати, о соцсетях, – ехидно оскалился Эдик. – Зубр, полюбуйся, как когтит нашего спецназовца тёлка в шубе.

– Ну-ка. – Зубр взял в руки планшет, просмотрел короткий ролик, потом усмехнулся и взглянул на меня уже не как зондер-командер на руссиш-партизанен.

Пронесло. Я изобразил на лице досаду.

– Чем и не люблю Ростов. То понты, то неадекваты на каждом шагу. Одно хорошо – тютина, но сейчас не лето.

– Чего? – скривился Эдик. – Шо ещё за «тютя»?

– Ягода такая, шелковица по-другому. Очень сладкая, хоть и мажется чёрным соком. Мы с пацанами залезали по детству на крышу и прямо лежа объедали ветки. – И я посмотрел на Зубра всё с той же досадой. – Мне жаль, что помял Крузер, шеф.

– Смотреть надо было. С тебя вычту. И зеркало за свой счёт поставишь.

Я кивнул с повинной головой. А Зубр добавил, предваряя все вопросы.

– Сегодня команда «вольно». Эд и Дрон дежурят. Остальные до вечера могут расслабиться. Сработали вчера нормально. Ты, Сергей, отправляйся рихтовать машину. На трассе помятую остановят скорее.

Я козырнул в ответ.

Чёрный повёл носом, словно кот, учуявший рыбу, и сунул руки в карманы брюк.

– Шеф, может, стоит двинуть в сторону границы? Пока не поднялся сыр-бор.

Зубр посмотрел на него исподлобья и отрезал:

– На границе без подготовленного коридора ты танцы с бубном плясать собрался? Или песни петь, чтобы таможенники не скучали?

– Я чувствую, что лучше из города уехать. Перехода можно дождаться и в деревне поближе.

– Только если «Кролика Роджера» усыпить, – хмыкнул Эдик.

– В маленьком населённом пункте мы будем заметнее. Как на ладони, – сказал я.

– Именно, – одобрительно глянул на меня Зубр и рыкнул на остальных: – И вообще я не выставлял вопрос на голосование. Когда скажу, тогда и поедем.

Сверкнув недовольством из-под оранжевых бровей, Миха Чёрный вышел из комнаты. Нет, без истерик, медленно, почти грациозно, с достоинством, если так можно сказать об убийце.