Я снова завис. И что это за девушка такая, при которой я тупею?

— Жалко.

— А-а-а-а-а-а…че-е-е-емо-о-о-о-ода-а-а-а-ан.

— Ну, все, все, Дарья, я куплю тебе новый, еще красивее, такой яркий, большой, на колесиках.

— Да при чем тут новый? Там все мои вещи… были.

— Но я же нашел его.

Вот реально, усадив девушку в салон, пошел вдоль дороги, нашел метрах в ста — он зацепился за отбойник, покореженный весь, ободранный, но ведь нашелся.

— У фуры скорость была небольшая, его всего-то слегка помяло.

Даша замолкает, отворачивается, смотрит в окно. Да, Роман Александрович, вляпался ты. А все так хорошо начиналось: на совещании всех оттянул и натянул, девчонку из банка почти не вспоминал. Ну, как не вспоминал? Иногда тупил так, что секретарша боялась заходить, кофе приносила с молниеносной скоростью.

Вечером после работы отпустил Тимоху, думал, к Ирке рвану — стресс снимать и сперму сливать, но, как дурак, оказался у того банка. Сидел, смотрел на крыльцо и ждал, сам не знаю, кого или чего.

Но мне ведь точно не шестнадцать, и я всей этой хуйней и не болел никогда. Сейчас-то что случилось? Говорят, что у мужиков к сорока годам много что может случиться: любовниц заводят молодых, в спорт ударяются, религию, правильное питание. Так у меня вроде все нормально, жены нет, есть любовница, спорт регулярно, все, как у всех. С мужиками баня по выходным, три раза в год на моря летаю, клубы там, покер, а, да, еще лыжи. Все у меня прекрасно.

Было.

Психанул тогда опять, решил объехать пробки до квартиры, а тут высокие каблуки, капроновые колготки, розовый чемодан, розовая шубка и беретик в свете фар. Думал, задавил. Думал, если не задавил, то удушу, чуть не сдох в ту секунду, вся жизнь перед глазами пронеслась.

А этой бедовой девицей оказалась специалист по работе с клиентами, та самая, стажер из банка, что облизывала губки и моргала глазками, гипнотизируя меня, обволакивая своими чарами.

Снова слышу плач, сука, сейчас опять начну психовать, оказывается, я не могу выносить ее слез. Хотя до этого сколько сотрудниц перерыдало в моем кабинете, можно было утопиться в их слезах, зато потом отчеты были, словно конфетки.

— Больно, да?

— Да, — всхлипывает, снова поворачивается и смотрит на меня, а меня ведет, как пьяного.

Стоим на светофоре, а до этого ползли как черепахи, резко разворачиваю девушку к себе за плечи, глаза заплаканные, ресницы мокрые. Провожу по щекам пальцами, вытирая слезы, кожа такая гладкая. Даша смотрит, снова всхлипывает, а я тянусь к ней, чтоб поцеловать, потому что, если не поцелую, наверное, взорвусь от эмоций.

Прям как в кино, как в сопливой мелодраме. Не знаю никакого другого способа, чтоб отвлечь ее. Но сзади раздается громкий сигнал, Даша вздрагивает, а я матерюсь сквозь зубы.

— Может быть, не надо?

— Что не надо?

Это она о моих намерениях?

— Я как-то не очень люблю докторов.

— Их никто не любит, но надо.

Не обращая внимания на стоны и слова девушки, через двадцать минут уже несу ее по узким коридорам больнички, перед дверью на осмотр очередь, человек десять. Надо было ехать в частную клинику. Здесь сейчас провозимся до ночи.

— У нас острая боль, — толкаю дверь ногой, не обращая внимания на стенания толпы. — Так, товарищи, видите, девушка почти без сознания, открытый перелом, она от шока говорить не может.

Даша и правда только смотрела по сторонам и кивала. Заношу в кабинет, ищу, куда пристроить свою ношу, кушетка вполне подходит. Усаживаю, поворачиваюсь к доктору, который тут же, на этой кушетке, осматривает лоб парня, на котором огромная шишка, а еще два синяка под глазами.