– Как же это вас угораздило?

– Рыпа помог! Масло предложил экономить и вместо деревянного ореховое, после пряников, в краски лить. А оно с угольками мелкими, вот они-то и дали эту звездную россыпь. – Каспар погладил холст и наконец сел. – Вот такие дела.

– Это ж какие деньги ты теперь в дом понесешь, – покачала головой Генриетта.

– Да что там деньги, красота-то какая – ты посмотри. Если цвета правильно набирать, так и лучше получится. Ты дай нам что-нибудь выпить, отметить нужно.

– Конечно, – согласилась Генриетта, понимая значение события. В других случаях пить вино она Хуберту не позволяла.

«Вот женится – пусть жена решает, а пока все на мне, я ему не позволю», – говорила она.

Только сели за стол и разлили рейнтвейн по стеклянным бокалам – появилась Ева.

– Наш герцог на войну созывает, мы пойдем?

Каспар, так и не донеся бокал до рта, поставил его на стол.

– Ты почему в штанах? Где сарафан? – строго спросил он.

– Я только из подвала, сейчас переоденусь. Так мы пойдем на войну или как?

– На какую войну?

Генриетта сделала глоток вина и, отодвинув бокал, закусила засахаренным яблочком.

– Король Филипп Бесстрашный собирается герцогство воевать, и наш город тоже. Мы должны записаться в войско.

– А на кой нам? – осведомился Хуберт.

– Ну пограбят же нас, герцог так и говорил – холодец из всех сварят.

– А ты откуда знаешь, что герцог говорил? – с подозрением спросил Каспар. Они с Хубертом утром миновали сборище, не прислушиваясь, а тут такая осведомленность.

– Ну… – Ева потупила взор. – Я за вами пошла, хотела до красильни дойти, но на площади интересно стало, я и осталась.

– Это, отец, еще не все ее приключения, – сообщила Генриетта, решительно допивая свое вино.

– Мама!

– Не мамкай! – отмахнулась Генриетта. – Старшина городской стражи приходил, жаловался, что она двух его людей покалечила.

– Это как же? – Каспар, пораженный, посмотрел на Еву, но та уже исчезла из дверного проема.

– А в колено она их била! Они, дураки, решили погулять ее пригласить, она сказала – ладно, но гулять пойду с тем, кто меня на мостовую повалит. Вот они и старались – валили ее…

Генриетта опьянела, на ее щеках выступил румянец.

– Как девка гулящая, – добавила она и, шмыгнув носом, промокнула слезы кухонным полотенцем.

– Ну мама! Ну зачем ты так говоришь?! – закричала Ева, возвращаясь, чтобы оправдаться. – Ну какая девка гулящая? Один сказал, что я красивая, другой предложил вечерком прогуляться, вот и все. А я сказала… я сказала… давай бороться…

Ева вздохнула. Хуберт прыснул со смеха.

– И что? – спросил Каспар.

– Ну надо же было на ком-то испробовать, я на них и испробовала. Они почти не зашиблись. Только кричали… – Ева снова вздохнула. – Ругали меня очень.

– Пришлось дать старшине два рилли на примочки этим дурачкам, – сообщила Генриетта. – Несчастные. Они же не знали, с кем связываются – думали, девица…

– А оказалось – гвардейский капитан! – добавил Хуберт и снова засмеялся.

– Ничего здесь смешного нет, – заметил ему Каспар. – Ева, на живых людях испытывать удары нельзя, это неправильно.

– Я больше не буду, – с охотой согласилась Ева. – Обещаю.

– Хорошо, мы тебе поверим. А теперь иди спать.

– Я… там…

– Что еще?

– У «Громобоя» замок не закрывается.

– А почему он не закрывается? – строго спросил Каспар. «Громобой» был испытанным арбалетом, прослужившим больше десяти лет, и ломаться в нем было нечему.

– Я хотела выстрелить двумя болтами сразу…

Каспар прикрыл глаза, выдерживая паузу, чтобы не накричать на дочь.

– Зачем ты это сделала? Кому может понадобиться стрелять двумя болтами одновременно? Это же не двулучник, Ева!