- Когда это я вела себя иначе? – я надула губы совсем так, как делала Вилма, когда обижалась, но мама мне не поверила.

- Всё, иди! – она развернула меня и легко подтолкнула в спину.

Дважды просить было не нужно, и я бегом бросилась к той двери, за которой давно скрылись мои сёстры. Но открыв дверь и очутившись в маленьком тёмном коридоре, который вёл в главный зал из-за трона отца, я остановилась.

С чего бы королю Утгарда интересоваться именно мной? Когда рядом стоит ослепительная Вилма в золотом платье? Да и Аделина выглядит гораздо красивее меня. Тем более, она сегодня в красном, ей идёт этот цвет. Почему я?.. Короля потрясло, что я махала его сыновьям? Или у него личная неприязнь к арфам? Нет, ерунда какая-то.

Встряхнув головой, я сделала ещё несколько шагов, приподняла занавес, скрывавший выход в зал, и осторожно выглянула.

Мне были видны резная спинка трона и седая голова отца. Он как раз заканчивал торжественную речь и говорил что-то о вечной дружбе, доверии, мире и прочем, что обычно говорят воинственным соседям. Ещё я видела сестёр – они стояли ко мне спиной, справа от трона, рядком и по старшинству. Все в разноцветных платьях, как птички, а Вилма в золоте – как райская птичка.

Были видны и приезжие чужеземцы – оба принца и их папенька. Вот они-то стояли ко мне лицом, хотя смотрели вовсе не на меня.

Утгардцы, вроде бы, ничем не отличались от нас – те же люди и ростом и лицом, но отличие всё равно было. Что-то неуловимо чужое, что-то иное, опасное, но притягательное. Как полёт орла в небе – непонятно, страшно, но дух захватывает от такой красоты.

Король Снёбьерн слушал отца хмуро, а принцы, по-моему, вовсе не слушали, а ворон считали.

Да, принцы - красавцы. Тут не поспоришь. Высокие, широкоплечие, с чёрными, как вороново крыло, кудрями. Кто из них старший – не разобрать. Либо близнецы, либо погодки. А вот король…

Теперь я могла разглядеть его лучше, и поняла, что волосы у него были такими же чёрными, как у сыновей, просто надо лбом и от висков серебрились седые пряди, и от этого цвет волос казался стальным.

Вот точно – серая скала Снёхетта, засыпанная снегом…

Когда я смогла рассмотреть его поближе, сходство с наставником Вилфредом пропало. Стать у короля была почти юношеская, но взгляд совсем не юный. И между бровей пролегла глубокая морщинка, будто от горьких дум. Теперь можно было поверить, что когда-то мой отец пил с ним на брудершафт. Моему отцу в этом году исполнилось сорок пять лет, а королю Снёбьерну было… было… что-то около сорока, наверное.

И он спрашивал обо мне? А вдруг я понравилась кому-то из принцев?

Почему-то сейчас это предположение меня совсем не обрадовало. Там, на мостике, мы с сёстрами смеялись и гадали – кого выберут приезжие. А теперь мне не хотелось над этим смеяться. И эти принцы мне не нравились… То есть нравились, но не как женихи… Мальчишки какие-то. Один, вон, еле сдерживает ухмылку, хотя отец не говорит ничего смешного, а у второго скучающий взгляд. Наверное, при ближайшем рассмотрении мои сестрёнки ему не понравились. А вдруг он ждал меня?..

В это время я обнаружила, что кое-кто оказался слишком глазастым и заметил, как я выглядываю из потайной двери.

Возле короля Снёбьерна стоял карла – в половину человеческого роста, с широким крепким торсом и короткими кривыми ногами. Карла был в чёрном бархатном камзоле, правда, без золотой вышивки, а на голове красовался шутовской колпак – наполовину красный, наполовину синий, с которого спускалась кисточка с бубенчиком.

Шут не смотрел ни на моего отца, ни на моих сестёр, а смотрел в мою сторону. И как-то странно смотрел – без дурашливой усмешки, как полагалось бы шуту. Он прищурил левый глаз, а правый почти выкатил на лоб, будто углядел во мне что-то странное. У него было некрасивое, но не отталкивающее лицо. Пугающее – да, но не противное. Я вдруг заметила, какие жилистые и мощные у карлы руки. Широкие, словно лопаты, ладони, а пальцы вполне могли завязывать гвозди на бантик.