Спорить я не стала – пила. Несмотря на то, что ночь я провела в воде, жажда мучила. А ещё я руководствовалась теми же мотивами, что и раньше: нужны силы; покладистость и покорность увеличат шансы на деликатное обращение; вежливость даст возможность попросить его вынести меня на поверхность.
Воды он принёс много, всё же габариты различались, и пасть у мужика была вдвое больше моей. Но она всё равно кончилась раньше, чем я смогла напиться. Монстр отстранился, глядя в глаза, а я внезапно поняла, что волосы у него не просто тёмные. Они синие! И кожа чуть с зеленцой. «Точно не человек», – уже как-то спокойно констатировала я, и сказала:
– Спасибо. А теперь, пожалуйста, можешь выпустить меня на улицу? Мне в туалет надо, я не могу прямо здесь, мы же в этом плаваем… – и невольно скосила взгляд на пятно кончи, которая налипла на каменную стенку и наконец-то перестала метаться туда-сюда.
Он моргнул, в радужке на миг блеснуло неоном, а следом насильник полез на меня опять. Я уже думала, что всё, не понимает, но он прижался ко мне так же рот в рот, как ночью, а следом, захватив мои ноги своими, аккуратно потащил под воду. Я обхватила его за шею и зажмурилась, едва голова оказалась погружена, но тут же раскрыла глаза снова, стараясь хоть боковым зрением видеть, как пролегает наш путь. А как только поняла, чуть не засмеялась истерически. Оказалось, что от поверхности меня отделяла всего пара метров! И, если бы я набралась храбрости и воспользовалась моментом, когда монстр отлучался за водой, я могла бы уже выплыть и дать дёру! И, возможно, даже успела бы схватить припрятанную под камнем одежду.
Вдыхать полной грудью свежий морозный лесной воздух оказалось приятней, чем пить любимое вино. Да вообще чем что угодно пить, есть или переживать. Никогда дышать свободой не казалось настолько упоительно! Я, всё также держась за шею насильника, осматривала вчерашний пейзаж, который сейчас был освещён ярким утренним солнышком. Оказалось, что встало оно не так давно, и полдень ещё не наступил. Траву посеребрил иней, сосновые ветки отяжелели под наросшими за морозную ночь белыми шапками пара, прочий же лес ещё казался осенним.