Думал, смогу держать девчонку под контролем, пользоваться, трахать, когда захочу, а потом верну отцу, если тот как положено со всем расплатится. Вот только не вышло. Если здесь кого-то и трахают, то это мой мозг.

Возвращаюсь в свою спальню злым до такой степени, что размотаю любого, кто рядом со мной сейчас только посмеет вякнуть. Да просто на глаза покажется! Убью нахуй!

В ванной сбрасываю с себя окровавленную одежду. Пуля задела меня по касательной. Заживет как на собаке. Я даже боли не чувствую. Только злобу животную. Как голодный медведь после спячки.

И рвать хочу свою добычу. Зубами вгрызаться. Без контроля. Без тормозов. Но не вышло. Слезы эти… Дьявол!

Кулак летит в стену. Бью по кафелю в ванной снова и снова. Луплю со всей своей животной силы, пока кулак в кровь не сбивается. Это напоминание мне о том, что прощение – удел слабых. Такие, как я не прощают. Не дают выбора. И не делят людей на мужчин и женщин. Каждый должен платить по счетам.

Выхожу из душа. Промываю рану, прикладываю марлевую салфетку и туго затягиваю талию бинтом. Привычное действие. Почти автоматическое. Рутина.

И прохлаждаться некогда. Надо расчистить территорию и продумать план. До последнего думал, что шакалов кишка тонка на меня зубы скалить. Но ошибся. Видать, за два года все забыли кто я.

Порой, мне кажется, что я и сам забыл. Слишком сильно моя жизнь изменилась, после того, как…

– Ризван, ты там жив? – барабанит в дверь Анвар.

– Рано мне еще подыхать, – отвечаю, после чего друг заходит в комнату.

– Заднее крыло проверил? – спрашиваю.

– Да. Там все в порядке. Но ты бы сам сходил.

– Схожу, – вытягиваю губы в тонкую линию. Как представлю, что враги бы туда пробрались, так голыми руками глотки рвать готов. Ни одна тварь бы не выжила.

– Завтра привезут новую систему. Эту нельзя оставлять, – Анвар говорит об очевидных вещах.

– Не дурак, – отвечаю.

В голову мгновенно приходит мысль о том, что Настю надо изолировать пока. От греха подальше. Чтобы не подставила больше. Да и защитить.

Вероятность того, что на дом нападут снова велика. Раз войну развязали, биться до конца будут. Хвосты не подожмут. Иначе – не жильцы все равно. Теперь только один шанс у них – пан или пропал.

Решаю отвезти девчонку к Тамаре Львовне. Безопасность там под вопросом, но для этого есть охрана у дома. В жилом квартале никто не рискнет беспределить.

Тамара, как обычно, ахает, охает, пытается разбудить во мне человеческие чувства. Вот только она не понимает, что от них я стану слабым. У такого как я, уязвимые места порождают большие проблемы. Лучше о них не знать никому. А чтобы не узнали, надо, чтобы их не было.

– Оставь девочку, Ризван, – молит Тамара Львовна, когда мы остаемся наедине. – Ты же не животное, я знаю.

Она проводит по моей щеке своей маленькой ладошкой.

– Не нужен тебе этот грех.

Вижу, что ее взгляд полон горечи. Тамара переживает за меня, знаю. Теперь вот и за Настю переживает тоже. Думает, что может на что-то повлиять. Знает меня больше двадцати лет, а все не может привыкнуть.

– Почему трещина в стекле? – перевожу тему. Бесполезный разговор раздражает.

Женщина поворачивает к шкафчику.

– Нина сына приводила, разбил случайно, – отмахивается, чтобы я не обращал внимания.

– Завтра заменят.

– Я же уже говорила… – опять эта старая песня. Помощь от меня ни деньгами ни вещами брать не хочет.

– Я тоже говорил, – перебиваю. – Ладно, некогда нам. Ехать далеко.

Хозяйка квартиры провожает нас с сожалением. На Насте тоже нет лица. Но ей и не положено.

– Ризван Маратович, все девушки уже собрались. Осталась ваша.

Приходится отпустить от себя девчонку, хотя очень не хочется. Я уже понял, что, кажется, совершил большую ошибку, решив немного поиграть с ее воображением, чтобы включала голову в следующий раз, а не думала тем местом, которое я обязательно трахну: