— Мне не нужны ваши грязные деньги! — смотрю на неё с вызовом.

Сейчас, когда я вижу, что эта девка ни о чём не сожалеет, я понимаю, что должна идти до конца. Она не осознала свой поступок, она нисколько не чувствует себя виноватой. Ведёт себя так, будто моё избиение ими — норма.

Её брат пугает меня, но больше меня поражает это безразличие.

Если бы она извинилась, искренне сожалела о своём поступке, я бы скорее всего забрала своё заявление прямо сегодня. Но то, что я вижу, не укладывается в голове.

— Как твой нос? — продолжает, не отреагировав на мои слова.

— Уйди отсюда, если не хочешь, чтобы я позвала охрану.

— Ты достала! — резко выкрикивает. — Тебе почему не живётся спокойно? Другая давно бы забрала деньги и валила восвояси! Ты же, — начинает истерично смеяться, — какой-то индивидуум просто!

— Скольким людям ты вот так затыкала рот деньгами?

— Какая тебе разница? — выкрикивает с возмущением. — Ну да, выпили больше положенного, накосячили… С кем не бывает?

В голове не укладывается, в каком свете она видит всю ситуацию. Смотрю на эту девушку и ужасаюсь её спокойствию. Всё, что её беспокоит, это то, что ей придётся отвечать за содеянное. Но судьбы других людей для неё не стоят ничего.

Скольким пришлось пройти через такое? Это не только физическое насилие, но и психологическое тоже. Нет, я не оставлю этой ситуации.

— Кто-то должен тебя остановить, и я попробую. А теперь убирайся!

Она подходит к моей тумбочке и кладёт на неё стопку денег, поворачивается и смотрит на меня с высокомерием.

— Здесь больше, чем ты можешь себе представить. У меня мало времени, надеюсь, мы договорились.

Внутри всё закипает от этой наглости и бестактности. Челюсть сжимается от злости, быстро встаю на ноги, беру эти деньги и подхожу к двери в палату. Открываю и демонстративно выбрасываю деньги в коридор.

Глаза этой гадины округляются от удивления. Вижу растерянность и испуг на её лице, но они быстро сменяются яростью.

— Пошла вон отсюда, — проговариваю по буквам.

— Я пошла вон? — разъярённо орёт. — Из этой палаты, которую оплатил мой брат? Ты жрёшь еду, — небрежно указывает на поднос, — которую даже персонал не пробовал, потому что она оплачена моей семьёй! И смеешь выгонять меня?

Так я и знала! Долбаная семейка! Долбаная больница! Даже доктор соврал мне, понятно, что и ему заплатили!

— Спасибо, что просветила, — подхожу к тумбочке, скидываю свои вещи в пакет. — Я уйду, а ты оставайся.

Беру сумку и быстро выхожу из палаты.

Зла сама на себя, что поверила во всю эту чушь с отсутствием мест. Ни на минуту больше не останусь здесь.

— Грачёва! Куда это ты собралась? — останавливает меня доктор почти у самого выхода.

— Домой! Вы мне соврали, что в больнице нет мест! Взяли их деньги за палату и уход за мной, хотя были свидетелем нашей перепалки! Вы знали, что я не принимаю от них ничего! Я уезжаю!

— Подожди…

Но я больше не слушаю. Выхожу из больницы и громко хлопаю дверью.

Отхожу подальше от больницы, вижу небольшое кафе и захожу внутрь.

Что же делать? Мама не должна меня видеть в таком состоянии. Достаю небольшое зеркальце, смотрю на своё отражение.

Возможно, получилось бы скрыть следы побоев на лице с помощью косметики, но с собой у меня нет абсолютно ничего.

Официант приносит заказанный мной кофе. Достаю телефон и набираю номер подруги.

С Юлей мы всегда очень близко дружили, но с моими проблемами и недостатком времени наше общение свелось к минимуму. Созваниваемся пару раз в неделю, видимся и то реже.

Мы вместе учились в школе, часто ходили гулять. На выходных застать нас дома было практически невозможно. Все мои развлечения ушли на задний план год назад, когда заболела мама.