— Она же жива?
— Да. Слава помогает ей материально, до сих пор периодически определяет в рехаб, но толку от этого ноль. Как только она попадает в привычную среду, все начинается сначала. Ян с ней общается, ему ее жалко, вот он и бесится. Славу считает виноватым во всем. А когда мы решили пожениться, вообще с катушек слетел. Стал просто неуправляемым.
В гостиной слышатся шаги, и мы с мамой умолкаем. Как по команде, начинаем ковыряться вилками в тарелках.
— Всем приятного аппетита, — Ян выдергивает стул и усаживается за стол.
Вячеслав появляется сразу за сыном.
— Ладушка, может, вина?
— Конечно, дорогой.
Ян на эти разговоры лишь ухмыляется и крепко сжимает в руке столовый нож.
— Главное — не подавитесь, — выдает громко.
Я тут же еще более усиленно начинаю пялиться в свою тарелку.
— Ника, тебя вот не тошнит от этих соплей? — он поворачивается ко мне. — Милая, дорогой, — передразнивает мою маму и своего отца капризным, раздражающим голосом.
— Меня это не касается, — проговариваю четко. — Мы все взрослые люди.
— Когда он твою мать кинет и променяет на соску помоложе, я уверен, ты меня поймешь. Ну так че? Пить-то будем?
— Пошел вон из-за стола! — Вячеслав Сергеевич говорит максимально спокойно, несмотря на то, что покрывается красными пятнами.
— Ты же так меня сюда звал. На что ты, бля, надеялся?
— Следи за языком.
— Или натравишь на меня своего Артёмку? Ха! Оля, тащи вискарь! — орет на весь дом Ян.
— Я пойду, спасибо, — вышмыгиваю из-за стола.
Мне неприятно здесь находиться. Вся эта злость, агрессия — они просто убивают. Мне за мою жизнь и так всего этого добра хватило.
— Уже наелась? — снова Ян. — Может, выпьешь с нами? Ника!
Качаю головой и спешу к выходу.
— Да ладно тебе, мы три месяца будем сидеть с твоей бабкой и смотреть по вечерам новости.
Не слушаю его и взбегаю вверх по лестнице. Боже, он такой же, как и все те гадкие парни, которые вечно надо мной стебались из-за строгой бабушки и моего нежелания идти у них на поводу. Точнее, моего страха ослушаться бабулю.
Это ведь позорно, когда тебя так опекают родители…
В комнате сразу открываю окно, потому что организм просто требует свежего воздуха. Возможно, будь я смелее, выбежала бы сразу на улицу. Но мама может подумать, что у меня тоже какой-то приступ подросткового протеста, поэтому я тихо-мирно забираюсь в комнату, из которой не выйду до утра. А ближе к ночи, когда я уже решаю ложиться спать, Гирш вваливается ко мне снова, как к себе домой.
— Уйди, — заявляю жестко. — Я не хочу с тобой сегодня больше разговаривать.
Смотрю на него не без злости и костерю себя за то, что забыла закрыть дверь на ключ.
— Я, — он чешет затылок, — вообще, извиниться пришел. Был не прав.
— Ты хам и…
— И?
— Просто выйди.
— Или что? — делает шаг ко мне, потом еще один и еще.
Он подходит слишком близко. Смотрит сверху вниз. Я чувствую, что от него пахнет алкоголем. Он уже вернулся из клуба? Или куда он там ездил?
Я сижу на кровати, а он нависает надо мной коршуном. Давит взглядом. На извинения это мало похоже.
— Да ладно, не дуйся. Переборщил, признаю. Поехали в клуб.
— А ты разве не оттуда?
— Не, — он потягивается, перекатываясь с пяток на мыски, — другие дела были. Так поедешь?
— Никуда я с тобой не поеду. В прошлый раз это закончилось плохо.
— Потому что ты не умеешь себя контролировать, Ника. Врешь, пьешь, танцуешь на баре и целуешься с девчонками, — он проговаривает это с таким азартным блеском в глазах, что у меня во рту пересыхает.
Я теряюсь и не понимаю, чем могу парировать.
— Ты классная, — снова улыбается, присаживаясь передо мной на корточки. — Красивая, — его рука ложится на мое колено, медленно начиная ползти вверх.