Он молча кивнул. Контакт постороннему сразу не настроить с ним.

– Богдан, видишь, в углу стоит стол?

Мальчик проследил за её рукой, которая указал на тот самый угол.

– Да.

– Там есть альбом и фломастеры. Иди, порисуй. Знаешь, что нарисовать?

– Машину?

– Нарисуй машину. Иди, не стесняйся. Всё, что на столе – можно брать.

Сын на миг замялся и глянул на меня.

– Иди, Богдан. Раз сказали «можно» – значит, можно.

Он послушался и пошёл к столу, сел и притянул к себе фломастеры. Пока ребёнок увлёкся рисованием, Виктория повернулась ко мне:

– Итак, Вера, сегодня я пообщаюсь с Богданом на предмет того, как он воспринимает роль папы в своей жизни, и пойму, как лучше подготовить его к знакомству с ним. Скажите, мальчик что знает о своём отце?

Я сцепила руки в замок и, глядя на свои пальцы, ответила:

– Что папа есть, но он уехал. На Север. И не может нам писать, звонить и приезжать.

– То есть Богдан уверен в том, что его отец жив и в принципе где-то существует?

– Ну да.

– Понятно. Что ж, если бы вы ему сказали, что он мёртв, всё было бы сложнее. Мальчик говорит о папе? Спрашивает что-то?

– Да. Когда приедет папа, спрашивает.

– В какой момент? Просто так вспоминает? В его возрасте слишком долго думать об одном и том же ребёнок пока не может.

– Когда видит других детей с папой, или вместе с мамой и папой.

Виктория постучала карандашом по столу, задумавшись:

– Значит, по идее, Богдан ждёт его домой. Ему хотелось бы иметь полную семью, как у его друзей.

– Похоже, что так.

Психолог устремила внимательный взгляд на меня:

– А вы сами как относитесь к появлению отца Богдана? Ваше дело я читала. Вы не были знакомы с Игорем Сергеевичем, пока он не появился с требованием прав на ребёнка?

Жаловаться или настучать на Игоря язык не повернулся. Вздохнула и аккуратно высказалась:

– Наши отношения сложились не совсем гладко, но я понимаю, что Богдану общение с отцом нужно.

Женщина внимательно вглядывалась в моё лицо и ловила каждую реакцию на свой вопрос.

– Он на вас оказывает психологическое давление?

– Мы пока просто не можем найти контакт.

Сама не знаю, почему вдруг решила промолчать. Ненавижу, когда меня жалеют. И так все кругом считают меня слабачкой. Я должна быть сильной ради сына.

– Если я приму решение, что ребёнку стоит познакомиться с отцом, вы не будете против?

– Мне это трудно. Но ради Богдана я не буду им мешать. Только если он не будет у меня отнимать права на сына.

– Таких требований нет у Игоря Сергеевича.

– Нет? – даже удивилась.

– Он просит равные с вами права. И хочет, чтобы ребёнок жил с ним.

– Без меня? – во рту опять пересохло от страха.

Виктория неожиданно взяла меня за руку.

– Успокойтесь, Вера. Никто не позволит ему вас разлучить. Я вижу, какая между вами и мальчиком крепкая связь матери и ребёнка. Вас ни в коем случае нельзя заставлять жить раздельно. И я скажу об этом судье обязательно.

Скажу честно, на душе отлегло. Похоже, эта женщина видит мои страхи насквозь. Появилась надежда, что не всё в этом мире куплено. В голове билась фраза о том, что Игорь не просит лишать меня прав. Даже если он каким-то образом сможет добиться того, чтобы Богдан жил с ним, он не сможет избавиться при этом от меня насовсем. Наверное, понимает, что это просто нереально – психолог не позволит.

– Как же тогда? – растерянно спросила я её.

Она пожала плечами.

– Пока не знаю. Ситуация кажется тупиковой. Игорь Сергеевич очень упрям. С ним трудно работать. Судья решит за вас, если вы не договоритесь между собой.

Я лишь вздохнула. Как с ним договориться, когда Тихомиров хочет увезти моего ребёнка в свой дом, который пусть даже в тысячу раз лучше, чем наша маленькая квартира, я не знаю!