Теперь точно никаких сомнений в том, что хозяин здесь он, а не я.

Каким бы серьезным он ни был, гора подушек за моей спиной намекает на некое легкомыслие. Не говоря уже об этих потертых дырявых джинсах. Наблюдаю за ним молча, сложив на груди руки. Он снова обходит меня и ставит короб на кровать так, будто тот ничего не весит. Открывает и без раздумий берет маленькую отвертку. Снова опускается на корточки и начинает что-то ковырять.

Сажусь на кровать рядом с ящиком, сложив руки на коленях и скрестив лодыжки. С трепетом наблюдаю за ловкими движениями загорелых рук. На предплечьях и ладонях отчетливо проступают вены. Меня бросает в жар, и жилка на шее пульсирует, потому что густые светлые волосы на его предплечьях такого же оттенка, как и…

— Плоскогубцы, — просит Егор, протягивая ко мне руку, и терпеливо ждет, посмотрев мне в лицо.

Тут же ныряю в ящик, пряча лицо в волосах, и перебираю инструменты. Достаю плоскогубцы и заглядываю в его глаза. Они серьезнее некуда. Какая неприступность.

Смотрю на него также серьезно, вручая плоскогубцы, но, когда он уже готов коснуться инструмента, отдергиваю руку. Его пальцы хватают воздух, а я хихикаю.

— Тебе точно двадцать? — вздыхает он.

— Да, а тебе сколько, пятьдесят? — радуюсь, нажимая на пластиковые ручки и делая “кусь-кусь” в его адрес.

Его губы улыбаются.

Воодушевляюсь.

— С твоей двадцаткой — да, — говорит Егор, снова протягивая руку.

Ему тридцать?

Смотрю на его раскрытую ладонь и обреченно делаю то, что хочется. Сопротивляться просто невозможно. Протягиваю свободную руку и прохожусь пальчиками по его ладони. Едва касаясь. Начиная от кожаного шнурка на запястье и до кончика среднего пальца. Он отдергивает руку, а я поднимаю на него глаза.

— Шершавая… — шепчу смущенно.

Кожа на его ладони загрубевшая.

Он не белоручка.

Моя веселость улетучивается, потому что его лицо мрачнеет. Черты лица становятся грубее и острее, а взгляд заставляет меня сглотнуть.

— Ты точно с ребенком сидеть приехала? — прохладно спрашивает он.

Это как ушат ледяной воды, который попал прямо мне на кожу.

Суетливо встаю и шепчу:

— Извини…

Запихиваю телефон в карман юбки и иду к двери, не оборачиваясь. Напяливаю сандалии, не застегивая, и ухожу, сдавленно пробормотав:

— Спасибо…

3. Глава 3. Егор

Провожаю взглядом оскорбленную невинность и спокойно возвращаюсь к делу.

Так-то лучше. Нефиг баловать. Я сейчас улыбаюсь?

Похоже на то. Потираю ладонь о бедро и снова смотрю на опустевший дверной проем. Что за чудо в перьях?

Хмыкаю сам себе.

Лицо у нее своеобразное. Можно и порезаться. Нос как наконечник у стрелы. И подбородок тоже. Забавно. Глаза красивые, пожалуй. Серо-зеленые, а соски у нее бледно-розовые, как и губы. Я ее сиськи даже сиськами назвать не могу. Это уж скорее грудки. Маленькие и округлые.

Ладно, проехали.

Цепляю плоскогубцами ушко бегунка, отгибаю его на миллиметр и достаю язычок. Готово.

Встаю, размяв шею, и возвращаю инструменты в коробку.

Куда она помчалась, дитя природы? В доме еще все спят, даже Глебыч.

Я же ее не прогонял. Она мне не мешала. Перегнул?

Ну, может и так. Поставил на место немного малявку нахрапистую. Не хочу ее руку на своем члене в следующий раз ловить. Я и отреагировать могу. Но я сюда отдыхать приезжаю, а не от юных девственниц с тощими упругими задницами отбиваться. Я уже не в том возрасте. В следующем году тридцатник стукнет.

Подхватив короб, тащу его на место. Дверца шкафа шатается, поэтому, чертыхнувшись, снова берусь за отвертку. Давно хотел подтянуть саморезы, но не был здесь пару недель. У нас четвертьфинал Кубка, осталось четыре игры. Самых напряженных. И после этого планирую отправиться на Бали. Недели на три минимум. Просто отдохнуть. Я забыл, когда последний раз трах*лся. А если и трах*лся, думал о следующей игре.