– Нет, – чётко проговорила я. – Я отказываюсь.

– Мира, – укоризненно покачал головой шеф.

– Вы не можете меня заставить!

– Вы правы, Мира. Не могу.

Он протягивает мне лист бумаги и дорогую, брендовую авторучку.

– Зачем?

– Пишите заявление об увольнении. По собственному желанию.

Я не могла уйти. Я все идеально рассчитала. Я работала здесь пять месяцев, через месяц мне дадут отпуск две недели. И тогда же у Ники очень важная операция на глаза. Я должна быть рядом. И я не могу остаться без работы, Господи, как же дорого иметь ребёнка, как дорого его лечить…

Гордость боролась со мной с родительскими обязанностями и любовью к своему ребёнку. Я дышала через раз и каждую секунду чувствовала на себе взгляд Тимофея.

Победила любовь к Нике. Ради неё я пройду через это все. А потом, когда реабилитационный период будет позади, когда станет легче финансово, я вернусь и брошу заявление об увольнении Рудольфу в лицо.

– Хорошо, – снова киваю я с каменным лицом. – я буду его сопровождать. А сейчас позвольте, мне нужно вернуться на рабочее место.

Встаю и ухожу, ноги почти не гнутся. Смотрит ли мне след Тимофей? Зачем ему это все? Я спускаюсь вниз и почти бегу в свой кабинет. Мой и ещё пятерых других сотрудниц, но сейчас их уже нет.

Я включаю компьютер. Тимофей не должен узнать о моей дочери. Нахожу свою анкету, я имею к ней доступ. Удаляю скрин паспорта со страницы, куда вписана дочь. Редактирую текст. У меня нет дочери. Мира Летова – совершенно одинока.

Потом трачу несколько минут на то, чтобы найти бумажную папку с моим именем. Выдираю оттуда страницы, комкаю и отправляю в мусор.

– Я не так представлял себе кадровичек, – слышу насмешливый голос Тимофея. – Я думал они толстые. И такие, с белыми кудрями.

– Не хотела разочаровывать, – сухо отвечаю я.

Как хорошо, что я успела. Достаю из шкафа купе свое пальто и шарф. Переобуваюсь, с туфель на удобные ботинки, а Тимофей все так же молча смотрит.

– Подбросишь меня до гостиницы?

– А у меня есть выбор?

– Нет, – констатирует Тимофей.

Я ненавижу его. Мы идём по подземной парковке и он курит. И мне хочется втянуть холодный воздух, пахнущий сигаретным дымом, полной грудью. Мне всегда нравилось, как он курит. В прошлой жизни. В этой я его ненавижу.

– Мира, это ужасно, – качает головой Тимофей. – Я не сяду в это корыто.

Он с отвращением смотрит на мою китайскую малолитражку. Один её бок весь в царапинах, я купила её уже такой, зато дёшево. И мне многое хочется сказать. О том, что он может валить назад в свою сытую жизнь. О том, как сложно и страшно выживать, имея маленького ребёнка. И что я справляюсь, пусть у меня страшная машина, но она есть… Но говорю я только:

– Можешь ехать на такси.

Он усмехается, отбрасывает сигарету, и садится. Колени его упираются в бардачок, машина тесна для высокого мужчины. У меня снова трясутся руки, чёртова китайская тарантайка заводится только с третьего раза, рывками и чихая.

Но Тимофей не намерен выходить из машины. Называет адрес отеля, откидывается назад, даже насвистывает что-то.

– Скучала по мне?

– Нет.

– Врешь… не ной, Мира, мы отлично проведём время. Тебе понравится.

Возле отеля я торможу, понимая, что ещё несколько минут и я сорвусь, наговорю лишнего, или, что ещё хуже – заплачу. Я мечтаю, чтобы он ушёл и больше никогда не появлялся в моей жизни.

– У нас сегодня поход в ресторан, милая. Здесь, через три часа, не опаздывай. Будь в платье, и даже не смей делать мне назло, ты же послушная девочка.

Он выходит из машины и я сразу давлю на газ. Мне нужно к Нике. Уткнуться лицом в её белоснежные косички. Дышать ею. Она, такая маленькая и нежная, умела наполнять меня новыми силами. А Бессоннов уедет, нужно просто набраться терпения.