— Нет, - чётко проговорила я. - Я отказываюсь. 

— Мира, — укоризненно покачал головой шеф. 

— Вы не можете меня заставить! 

— Вы правы, Мира. Не могу. 

Он протягивает мне лист бумаги и дорогую, брендовую авторучку.

— Зачем? 

— Пишите заявление об увольнении. По собственному желанию. 

Я не могла уйти. Я все идеально рассчитала. Я работала здесь пять месяцев, через месяц мне дадут отпуск две недели. И тогда же у Ники очень важная операция на глаза. Я должна быть рядом. И я не могу остаться без работы, Господи, как же дорого иметь ребёнка, как дорого его лечить… 

Гордость боролась со мной с родительскими обязанностями и любовью к своему ребёнку. Я дышала через раз и каждую секунду чувствовала на себе взгляд Тимофея. 

Победила любовь к Нике. Ради неё я пройду через это все. А потом, когда реабилитационный период будет позади, когда станет легче финансово, я вернусь и брошу заявление об увольнении Рудольфу в лицо. 

— Хорошо, - снова киваю я с каменным лицом. — я буду его сопровождать. А сейчас позвольте, мне нужно вернуться на рабочее место. 

Встаю и ухожу, ноги почти не гнутся. Смотрит ли мне след Тимофей? Зачем ему это все? Я спускаюсь вниз и почти бегу в свой кабинет. Мой и ещё пятерых других сотрудниц, но сейчас их уже нет. 

Я включаю компьютер. Тимофей не должен узнать о моей дочери. Нахожу свою анкету, я имею к ней доступ. Удаляю скрин паспорта со страницы куда вписана дочь. Редактирую текст. У меня нет дочери. Мира Летова — совершенно одинока. 

Потом трачу несколько минут на то, чтобы найти бумажную папку с моим именем. Выдираю оттуда страницы, комкаю и отправляю в мусор. 

— Я не так представлял себе кадровичек, — слышу насмешливый голос Тимофея. — Я думал они толстые. И такие, с белыми кудрями. 

— Не хотела разочаровывать, - сухо отвечаю я. 

Как хорошо, что я успела. Достаю из шкафа купе свое пальто и шарф. Переобуваюсь, с туфель на удобные ботинки, а Тимофей все так же молча смотрит. 

— Подбросишь меня до гостиницы? 

— А у меня есть выбор? 

— Нет, — констатирует Тимофей. 

Я ненавижу его. Мы идём по подземной парковке и он курит. И мне хочется втянуть холодный воздух пахнуший сигаретным дымом полной грудью. Мне всегда нравилось, как он курит. В прошлой жизни. В этой я его ненавижу. 

— Мира, это ужасно, — качает головой Тимофей. — Я не сяду в это корыто. 

Он с отвращением смотрит на мою китайскую малолитражку. Один её бок весь в царапинах, я купила её уже такой, зато дёшево. И мне многое хочется сказать. О том, что он может валить назад в свою сытую жизнь. О том, как сложно и страшно выживать имея маленького ребёнка. И что я справляюсь, пусть у меня страшная машина, но она есть… Но говорю я только :

— Можешь ехать на такси. 

Он усмехается, отбрасывает сигарету, и садится. Колени его упираются в бардачок, машина тесна для высокого мужчины. У меня снова трясутся руки, чёртова китайская тарантайка заводится только с третьего раза, рывками и чихая. 

Но Тимофей не намерен выходить из машины. Называет адрес отеля, откидывается назад, даже насвистывает что-то. 

— Скучала по мне? 

— Нет. 

— Врешь… не ной, Мира, мы отлично проведём время.  Тебе понравится. 

Возле отеля я торможу, понимая, что ещё несколько минут и я сорвусь, наговорю лишнего, или, что ещё хуже — заплачу. Я мечтаю, чтобы он ушёл и больше никогда не появлялся в моей жизни. 

— У нас сегодня поход в ресторан, милая. Здесь, через три часа, не опаздывай. Будь в платье, и даже не смей делать мне назло, ты же послушная девочка.

Он выходит из машины и я сразу давлю на газ. Мне нужно к Нике. Уткнуться лицом в её белоснежные косички. Дышать ею. Она, такая маленькая и нежная, умела наполнять меня новыми силами. А Бессоннов уедет, нужно просто набраться терпения.