– Я зря приехала.

– Ты бы уже определилась. Тебе не кажется, что странно искать со мной встречи, а потом сбегать? Ты из-за Миши?

Не отвечает, но и так все понятно. Братик, кажется, не смог держать себя в руках, и даже боюсь представить, что он наговорил.

Достаю из кармана ключи от машины и говорю:

– Я тебя отвезу, заодно, может, наконец-то расскажешь, что случилось.

Оставаться наедине в небольшом салоне не самая лучшая идея. Слишком близко, слишком тесно. Дышать друг другом, пропитаться запахом – издевательство над собой. Очень болезненное издевательство. Может, я мазохист, если иду сознательно на эту близость?

Интересно, а что чувствует Милена? Помнит ли ее тело, так же ли тянется ко мне?

Смотрю, как она осторожно, будто сомневаясь, открывает переднюю дверь и садится, обняв себя за плечи. Замерзла? Или пытается отгородиться?

Боже, дай мне сил.

Выдыхаю и, прыгнув в салон, завожу авто.

– Адрес говори, – она вздрагивает от моего голоса.

– Можешь до центра довезти, оттуда я сама доберусь.

Даже смешно. Боится, что я узнаю, где она живет? Да я могу сделать один звонок, и через десять минут мне сообщат адрес.

Выезжаю на проспект и уже начинаю злиться из-за молчания. Сама же пришла, зная, чем ей это грозит, а теперь мне надо из нее слова клещами вытягивать.

– Милена! – повышаю голос. – Что ты мне хотела сказать, когда Миша нас прервал?

Меня сводит с ума ее близость, и надо говорить, чтобы не думать об этом, пока не слетели клеммы.

– Я хотела сказать, что…

– Что… – тороплю ее.

– Что у нас есть ребенок, – заканчивает на выдохе так быстро, будто боится передумать.

До меня даже не сразу доходит смысл. А потом я резко давлю на тормоз, сворачивая направо, к тротуару. Сзади раздаются недовольные гудки, но мне плевать, они отходят на второй план, когда я мысленно повторяю за Миленой последнюю фразу.

– Ребенок? – холодно спрашиваю. – У нас?

Я сейчас стану хуже Миши. Бьет по больному, чертова стерва.

– Да, – кивает, вжимаясь в кресло под моим взглядом.

– Ты меня за идиота держишь?

Интересный вопрос, учитывая, что сам себя недавно так и называл.

– Марк, ты не веришь мне?

– Как, однако, забавно получается. Мы жили вместе восемь лет, детей у нас не было, а тут, оказывается, что ты залетела, когда я тебя вышвырнул из дома.

– Я тогда сама не знала, – отвечает тихо, а глаза наполняются слезами.

Не ведись, Марк.

Но уже червячок сомнения точит мой мозг. А если действительно правда?

– Мальчик или девочка? – вопрос вырывается раньше, чем я его осознаю.

– Девочка.

– Как зовут? – спрашиваю, сжимая руками руль, хотя уже знаю ответ.

– Вера.

Сжать бы сейчас не руль, а тонкую шею Милены. До хруста, до хрипа… Это будто удар в сердце, осквернение того, что для меня дорого.

– Как я тебя ненавижу, Милена, ты бы знала.

Она растоптала все и облила помоями. И сейчас забрала у меня еще одно светлое воспоминание.

– Я знаю…

– И что тебе, черт подери, от меня надо? На алименты собралась подать?

Я срываюсь окончательно. Ищу по карманам сигареты, закуриваю, чтобы немного успокоиться.

И ненавистный червь все еще проедает мозг. А если?.. А вдруг?..

– Меня, кажется, хотят убить, – неожиданно говорит Милена, и одинокая слеза катится по ее щеке.

– Да остановись ты, Милена! Нельзя туда!

Миша крепко держал меня за плечи, а я вырывалась, плакала и не могла сделать нормальный вдох. Грудь будто перетянули стальным каркасом, в голове туман. Меня накрыла истерика.

– Угомонись! – повторял Миша, наверняка понимая, что, пока я в таком состоянии, до меня не достучаться. – Доктор, – перехватил он молоденького врача, – а можно ей укольчик какой-нибудь, а то она сейчас ворвется в операционную.