Кстати, Светлые эльфы, все без исключения, истинные вегетарианцы, им физиологи жрать мяско в свое удовольствие не позволяет.

А Гил вон – уплетает за обе щеки, с чувством, с толком, с расстановкой. И ничего!

Утолив первый голод, я хлебнула водички их стеклянного граненого бокала, и отложила вилку, разглядывая родного ушастика. Кажется мне, что где-то тут, что-то тут опять не так…

Ну, точно. Изначально белая, полупрозрачная кожа снова стала смуглее, глаза – на оттенок темнее, а клыки, еще недавно незаметные, удлинились и окрепли. Шея приобрела нетипичную для тонкокостных и хрупких эльфов мускулистость, плечи будто раздались вширь, на руках прибавилось мышц, а на плоском пузе – кубиков.

Ушастой братии никогда не было резона тягать железки, их природная сила и ловкость, втрое превышающая человеческую, в дополнительной прокачке не нуждается. Да и хоть в  самый лучший фитнес-зал их засунь, телосложение их от этого вряд ли изменится.

По крайней мере, у обычных эльфов. А Гил с каждым днем меняется все сильнее, будто по ночам усиленно готовится к конкурсу «Мистер бикини»! И протеин хлестает ведрами, закусывая белковыми печеньками.

Уши, кстати, тоже чудят – становятся острее и чуточку длиннее. Это не к добру!

- Нужно переезжать.

Гил поднял на меня странный взгляд, внезапно блеснувший чернильной чернотой:

- До занятий еще неделя.

- Ты меняешься, - как бы ни хотелось прыгать на больной мозольке, пришлось признавать очевидное, зарабатывая звание капитана и рискуя огрести по шее. – И с каждым днем все сильнее. Тело меняется, значит, магия растет. Боюсь, с непривычки потеряешь контроль.

Эльф откинулся на спинку стула, складывая безволосые руки на безволосой же груди.

Я с тоской принялась ковырять остатки спаржи.

Вот, по чесноку, дружок у меня на самом деле потрясающий. Красив, как черт: упрямый подбородок, прямой нос, иронично изогнутые брови, глубокие, выразительные глаза и вечно сжатые губы, имеющие удивительно четкие контуры. Волосы цвета чистого серебра, ранее обкромсанные кинжалом под рваный «горшок», теперь красовались стильными бритыми висками и густой, ухоженной массой на макушке, чуть спадая на высокий лоб. И никакой слащавости ванильной конфетки, как у его сородичей. Скажу прямо, если взглянуть незамутненным взглядом со стороны, ушастый просто потрясающе сексуальный мужик.

Но Господи, какой он нудный!

- Это не аргумент.

Чего? Занудство его – не аргумент? Еще какой! Я б сказала аргументище!

Снизу, из-под стола, донеслось сдавленное шипение, больше похожее на свистящий смех. Мою ногу задело что-то скользко-холодное, единственную ножку круглого обеденного стола обвило крупное чешуйчатое тело, над столешницей поднялась гладкая голова с желтыми глазами, открылась широкая пасть, блеснули острые ядовитые зубы, быстро мелькнул раздвоенный язык…

Голова безапелляционно получила тапкой и пасть захлопнулась, подавившись языком и ядом.

- Ладно, есть другой, - я невозмутимо вернула обувку обратно на ногу. – Меня снова выкинуло на алтарь в Бриге.

- Опять? – а вот над этим фактом вредный ушастый уже задумался.

Змеюка подколодная, в тапочко-принудительном порядке лишившаяся возможности сожрать остатки моего стейка, прекратила обиженно сверкать глазищами, задумалась тоже и, уменьшившись в размерах, кольцами оплела мою руку:

- Интерес-с-сно.

- Ни разу не интересно, - хмыкнула я в сторону пресмыкающегося, пристраивающего свою головенку на моем плече. – Меня туда выкидывает с завидным постоянством. Раз какой, в пятый? Не мне вам объяснять, что все это значит. Саас?

- Надо переезжать, - согласно шепнул наш общий питомец, прибившийся к нам… э-э-э… Да не помню! Этот метаморф, напортачивший в каком-то своем эксперименте, а потому застрявший в животном теле, прибился к нам так давно и незаметно, что мы уже и припомнить не могли, когда ж это все-таки было.