Геннадию было нелегко заставить себя отнестись к этой по любым меркам фантастической истории серьезно. Но, убедившись, что это не розыгрыш или какая-то дикая случайность, он с головой ушел в рискованную и головокружительную затею – и теперь ради ее успеха готов был пожертвовать чем угодно.

«Да, чем угодно», – горько думала Ольга. И для начала Геночка легко и непринужденно пожертвовал их отношениями. Элементарно: раз ради Великого Дела надо отказаться от интрижки с симпатичной подружкой и с ее помощью захомутать полезного общему делу лейтенанта – какие могут быть сомнения? Вперед!

Больше всего Ольгу поражало то, с какой безропотностью она сама соглашалась с планами Геннадия; как охотно делала все, что он говорил. А ведь можно было бы и иначе.

Девушка помотала головой, отгоняя ненужные мысли. Нет уж, романтика романтикой – но что она сможет одна? Да, Никонов, кажется, влюблен в нее, но разве ей одной справиться с грузом такой тайны? Или же – остаться там, в девятнадцатом веке, навсегда? А что! Супруга блестящего морского офицера, балы, выезды, платья, шляпки, Ницца, особняк в Петербурге…

Ольга горько усмехнулась. Ну да, а заодно – туберкулез, войны, революции, отсутствие привычных удобств, и главное – то, что тайна портала между веками известна отнюдь не ей одной. А значит – в любой момент можно ждать какого-нибудь пакостного сюрприза. И рано или поздно кто-то из «современников» до нее доберется – и тут уж никакой муж, будь он хоть адмиралом, не спасет. Зачем, спрашиваете, доберется? А затем… Найдет причину. А может, и не сам доберется – поставит это уютное, спокойное время на уши в угоду своим амбициям – примерно так, как собирается это сделать Геннадий. И что ей тогда делать? Нет уж, лучше держаться, пока возможно, за друзей… они ведь ей и правда друзья?

По ушам ударил грохот копыт – троица арабов в очередной раз пронеслась мимо дома. Олег Иванович привычно повел стволом, выцеливая среднего всадника. О том, чтобы не задеть араба, он уже не думал – захватил азарт боя. «Лебель» грохнул, всадника мотнуло в седле, будто кто-то невидимый резко дернул его за плечо, но он удержался – и конники влетели в мертвую зону. За спиной Олега Ивановича прогрохотала лупара Ивана, заглушая щелчок бандитского ружья, и тут же торопливо захлопали выстрелы чего-то помельче. Мужчина обернулся – сын с двух рук палил в окно из большого револьвера незнакомой модели и орал какую-то похабщину. Грохот копыт стих – бедуины в очередной раз унеслись вдаль. Олег Иванович перевел дух и улыбнулся:

– Ну что, сын, как воюется?

Ваня попытался солидно кивнуть, но не вышло – мальчика била крупная дрожь, и кивок получился судорожным.

– Н-ничего, – голос его срывался. – Только ни в кого так и не попал, очень уж быстро скачут, твари.

– Не попал – и не надо. – Олег Иванович откашлялся; горло было забито пылью и пороховой гарью. – Постреляют-постреляют – да и отстанут. Или караван подойдет…

Ваня затряс головой:

– Не, какое там! Мы же после этого гадского села почти час шли, да еще и все время рысью. А паломникам тащиться не меньше пяти часов. Да еще и у колодца сколько простоят…

– Да, сынок, – невесело подтвердил Олег Иванович. – Похоже, мы все же влипли. И дернул черт нас польститься на этих лошадей… как они там, кстати?

Лошади были в порядке. Иван привязал их к жерди, заделанной одним концом в стену; животные так и стояли, отделенные от хозяев полуразрушенной перегородкой высотой по пояс. Казалось, пальба и вопли бедуинов совершенно их не беспокоили – лошади принимались крутиться и мотать головами, только когда снаружи раздавалось ржание других коней – несомненно, хорошо им знакомых.