Краснопольцев был уверен, что разговор снова пойдет о доносах. Поэтому сразу же начал с того, что не хочет каких–то либо осложнений. Ни себе, ни ей. Не знакомы, и все. Тогда все само собой и решится. Женечка или односложно отвечала на вопросы, или отмалчивалась, изредка бросая на него изучающий, словно чего–то ожидающий взгляд. Исчерпав все возможные в таких случаях темы, замолчал и он, занявшись чем–то по работе, надеясь, что ей ничего другого не останется, как распрощаться и уйти.

– А помните, вы как–то сказали, что не сделаете того, чего бы я не хотела? – тихо и некстати спросила Женечка.

Кирилл Иванович с легким удивлением взглянул на нее поверх очков:

– Что, милая?

– Так вот, сейчас я хочу, чтобы вы это сделали.

– Я правильно тебя понимаю?

Сидящая у окна девочка с готовностью кивнула.

– Так, может, пойдем к тебе?

– Нет–нет, у меня там соседи и… клопы.

– Кло–о–пы, – насмешливо потянул Краснопольцев. – Тогда точно не пойдем, но нужно будет дождаться, когда здесь все разойдутся. Хочешь чего–нибудь выпить?

Снова кивок.

Женечка потихоньку следила за Краснопольцевым. Вот он пошел к каким–то полкам, открыл бутылку вина, передал ей стакан. Стакан грязноватый у самого ободка, похоже, его плохо вымыли. Если повернуть другой стороной, где почище, можно сделать глоток. У вина приятный вкус. Окружающие предметы вдруг проступили с особой четкостью. Дальний угол кабинета оказался забит пустыми бутылками.

– Это Олеговы бутылки. Он за ними приходит раз в месяц. Олег? Олег Григорьев, живет такой детский поэт в Ленинграде. Тоже, кстати, в коммуналке, неподалеку, кажется, на Литейном. Не знаешь?

Откуда–то появилась детская книжка с яркими картинками. Голос Кирилла Ивановича прочитал:

– Правда, чудесно? Это сигнальный экземпляр. Олег нам подарил его за пустые бутылки. А книжка так и не вышла. В последний момент попала к дяде Степе на стол. Михалкову. Он очень возмутился безыдейностью содержания. Велел завернуть уже из типографии. Набор разобрали. Олег запил. Такие вот дела в нашей Поднебесной.

«Книжка, наверное, для внучки, – Женечка перечитала все стишки, продолжая наблюдать за Кириллом Ивановичем. – Разве я его люблю? Ах, не лучше ль мне уйти?» Но никуда при этом не уходила, а время меж тем шло. Заглядывающих в кабинет Краснопольцева становилось все меньше. После восьми вечера все разошлись.

– Иди сюда, – позвал он Женечку.

За боковой дверью оказалась небольшая комната с тахтой, покрытой пятнами сомнительного происхождения. На спинке стула висело полотенце неопрятного вида. Поняв ее замешательство, Кирилл Иванович засуетился, вытащил откуда–то простыню и постелил поверх тахты.

– У меня еще есть одеяло, подожди–ка.

Женечка присела на тахту, сжав руки между острых коленок, проступающих под натянутой юбкой. Еще было не поздно уйти. Но она знала, что останется. «Отдаваться так отдаваться», – циничная Танькина интонация пронеслась у нее в голове.

– Так хорошо? – вернувшийся Кирилл Иванович расстелил шерстяное одеяло поверх простыни и стал раздеваться. – Ну, что же ты?

Женечка послушно разделась и легла под одеяло, вытянув руки вдоль туловища. Под животом обнажившегося Краснопольцева выделялось и жило какой–то особой жизнью то, что Женечке предстояло принять в свое тело. Он скинул с нее одеяло и осторожно лег сверху.