– Ты что же, меня совсем не хочешь?

– Хочу, – отвечал он. – Но пока не могу.

– Может, нужно сходить к доктору?

– Да нет, не надо никакого доктора. К зимнему солнцестоянию всё изменится.

  Я недоумевала: почему именно к зимнему солнцестоянию? Неужели есть какие-то особые приметы, связанные с этим днём? Приметы… магия.... Пожалуй, то, что нужно, – подумала я. И отправила к гадалке Серафиме. Может, она подскажет мне, как разжечь утерянную страсть?

  Серафима, кстати, оказалась довольно милой старушкой. Выслушала меня, покачала головой, потом сказала:

– Да, есть такой ритуал, связанный с этим днём. Но не на страсть. И счастья он тебе не принесёт. Ты вот что, возьми любое зеркало и направь на своего Костю, но так, чтобы он не видел.

– Зачем? – удивилась я.

– Сделай, как я говорю, и тебе вся правда откроется.

  Что мне должно там открыться, я так и не поняла, но сделала, как сказала Серафима. Костя как раз стоял спиной ко мне, когда я достала из сумки косметичку с зеркальцем. Увы, в доме не было ни одного!

  И что же? Я так и не увидела Костиного отражения. Его как будто бы не было, хотя стоял он совсем рядом. Опустив глаза, я с изумлением обнаружила, что на полу есть только одна тень – моя. Так вот что имела в виду Серефима!

  Теперь я стала понимать, почему Костя всегда назначал мне свидания вечером, почему днём постоянно ходил в тёмных очках, и почему спал в кладовке. В кладовке не было света. И про ритуал в день зимнего солнцестояния мне тоже стало многое понятно. Ещё в детстве слышала от бабушки историю про одного графа, который жил во времена Екатерины Второй и, чтобы продлить себе молодость, в день зимнего солнцестояния пил кровь молодых женщин. Вампира хотели арестовать, но он неожиданно исчез…

  Торопливо одевшись, я сказала Косте, что пошла в магазин за хлебом. Сама же отправилась в церковь за святой водой. Больше ты, граф, крови не получишь!

Лучшая часть крыши

– Ах, ты, зараза! – голос Паши звучал угрожающе. – Ты пишешь письма этому иноагенту, правозащитнику недоделанному! Я этого так не оставлю!

  Глаза его, прежде такие ласковые, влюблённые, теперь смотрели на меня с какой-то дикой, я бы даже сказала, сумасшедшей злобой. Ох, угораздило же меня, получив на почте письмо от Олега Орлова*, положить его в карман! А ещё – залезть с Пашей на крышу дома. Как не вовремя оно выпало! Я, конечно, знала, что он за Путина, за СВО, но могла ли я подумать, что мы поссоримся из-за того, что он поднимет выпавшее из кармана письмо и увидит, что оно от бывшего сопредседателя Правозащитного центра "Мемориал"**? И что вот это "Так не оставлю!" зайдёт слишком далеко.

  Резкий толчок в грудь – и я вверх тормашками… Паша ушёл, не оглянувшись…

– Эй, вы, а ну-ка пошли отсюда! – услышала я ворчливый голос нашего дворника Никиты. – Совсем молодёжь распустилась! Гуляет где не надо!

– С радостью уйду! – подала я голос. – Только помогите мне отцепиться.

  Я только что поняла, что сама исполнить его просьбу не смогу, потому что моё пальто зацепилось за торчащий гвоздь, и если я начну двигаться, скорей всего, добьюсь того, что оно вообще порвётся, и тогда я покину крышу совсем другим способом – не тем, которым требовал Никита.

  Ох, и громко же вспоминал он и Бога, и душу, и мать, когда отцеплял меня от злосчастного гвоздя. Хотя почему злосчастного? Напротив, это самая лучшая часть крыши!


  * Объявлен "иностранным агентом"

  ** Объявлен нежелательным на территории РФ

Тоннель любви

– Ну, что, вы готовы?

– Да, господин Магистр! – почти в один голос ответили Петя и Кирилл Дмитриевич.

  Притом это заветное "да" Петя произнёс бойко и с задором, в то время как в голосе семидесятилетнего Кирилла Дмитриевича слышалось кряхтение.