Из всех ученых, приезжавших в Александрию по приглашению Птолемея, нам больше всего известно именно о Евклиде. Этот поистине гениальный человек был уникальным. Возможно, его предшественники наметили ему путь, но их логика была не столь безупречной, а сделанные ими обобщения – менее точными. Следующими по заслугам можно считать двух лекарей – Герофила из Халкидона и Эразистрата с острова Кос. Доктринерству Герофил предпочитал наблюдения, а эмпирическому пути – опыт. Исследования этого первого врача, начавшего изучать анатомию, были посвящены мозгу, нервной системе, печени и легким. Эразистрат продолжил исследования Герофила, выяснив истинные функции мозга, подчеркнув важную роль нервной системы и подвергнув осмеянию принятую в то время практику кровопусканий.

Вместе с тем ни в одном из сочинений античных авторов не говорится о присутствии за столом Птолемея хотя бы одного египтянина. Царь, судя по всему, избегал египетских жрецов, некогда считавшихся главными хранителями знаний, хотя Манефон, египтянин, знавший греческий язык и служивший жрецом в Гелиополе, написал «Историю Египта», посвященную им времени правления в этой стране фараонов.

Застолья и развлечения не могли сделать Александрию главным центром привлечения интеллектуальных ресурсов. Птолемей понимал: если он хочет этого, то должен создать дом для носителей культуры и знаний, а затем обеспечить его материальную поддержку. Эта задача была для него слишком сложной, и он решил найти грека, который смог бы руководить ее выполнением. Идеальным кандидатом на то, чтобы сыграть эту роль, являлся Деметрий Фалерский, философ, управленец, писатель и оратор, некогда бывший наместником Кассандра в Афинах. В сфере ораторского мастерства Деметрий, отличавшийся изысканной манерой выражаться и умением использовать метафоры и аллегории, на голову превосходил многих своих современников. Он обладал энциклопедическими знаниями в области философии и литературы. Не было ничего, что у Деметрия не получилось бы, а его эрудиция потрясала как тех, кто его слушал, так и тех, кто читал его произведения.

Птолемей с благодарностью принял совет Деметрия, предложившего ему построить в Александрии Академию или храм муз. В результате рядом с дворцом выросло весьма внушительное здание Мусейона. Пройдя через прекрасный двор, закрытый от солнца благодаря посаженным в нем деревьям и обрамленный изящной крытой галереей, посетитель попадал в обширный зал с высоким потолком, разделенный на небольшие отсеки, в которых учителя могли что-то рассказывать, а ученики – слушать их. Учителя и ученики питались за счет дворца, дискутировали, прогуливались по галерее или обдумывали в ней что-то. В Мусейоне существовали правила, по которым определялось старшинство, а возглавлял его человек, называвшийся жрецом муз. Эта задумка, дань уважения, которое Птолемей испытывал в отношении культуры, была весьма амбициозной.

Незадолго до своего 80-летия царь стал задумываться о престолонаследии. После себя он оставлял наследство, способное стать лакомым кусочком для любого царевича, – централизованное процветающее царство, где не происходили волнения и жили мирные и трудолюбивые люди. Претендовать на трон могли два сына Птолемея, носившие такое же имя: сын Эвридики по прозвищу Керавн («Молния») и сын Береники, которого впоследствии станут называть Филадельфом. Отец никак не мог решить, кого из этих двоих ему следует сделать своим наследником. В целом первый из двух сыновей Птолемея обладал более весомым правом на престол. Законность его рождения не оспаривалась, а его матерью была сестра Кассандра, ставшего царем Македонии. К тому же он был старшим из двух братьев. Но этот юноша был подвержен страстям и отличался злопамятностью, принимал весьма сомнительные решения и не считался человеком осмотрительным. Филадельф же унаследовал от матери ровный характер, а от отца – здравый смысл, из-за чего Птолемей полагал, что младший сын будет держать бразды правления более уверенно. В то же время он сомневался, что македонские солдаты, за которыми оставалось последнее слово, одобрят выбор, нарушающий право первородства. Это приводило его в замешательство, и он обратился за советом к Деметрию Фалерскому.