Каждым храмом управлял эпистат. Ему помогал заместитель, которого принято было называть «пророком» и который отвечал за функционирование оракула. Ниже их в иерархии располагались хранители нарядов, статуй и святилищ богов, жрецы, следившие за жертвоприношениями и совершавшие их, составители гороскопов, а также музыканты и певцы. Низшие ступени жреческой иерархии занимали жрецы, носившие священные ладьи, следившие за обиталищами умерших и занимавшиеся бальзамированием. Жрецы пользовались огромным влиянием и значительными привилегиями. Почти треть пригодной для обработки земли принадлежала тому или иному храму, а в сельской местности акты, издававшиеся в храмах, имели силу законов. Вполне понятно, что Птолемей совершенно не хотел ссориться со столь могущественной структурой.

Правитель приостановил строительство Семы и попытался задобрить жрецов, тщеславие которых определенно было задето, засвидетельствовав свое почтение древним святыням. Он уже вернул законным владельцам «изображения богов, найденные в Азии, и всю обстановку и свитки храмов Верхнего и Нижнего Египта», а теперь занялся украшением Фив, причем за свой собственный счет. Он почтил память Филиппа Арридея, приказав построить в Карнаке святилище и вырезать рельеф, на котором тот был изображен перед богом Тотом, а статую Александра, сына Роксаны, установили в большом зале храма. Над входом в святилище Мут Птолемей приказал вырезать рельеф, на котором перед богиней стоят он сам, его супруга и дочери, причем правитель держит в руке систр, его жена играет на арфе, а дочери бьют по барабанам, чтобы отогнать злых духов.

Иными словами, Птолемей сделал все возможное, чтобы понравиться египетским жрецам. Вместе с женой и детьми он принял участие в ритуалах праздника сед, прошел через обряд коронации, получив взамен обещание вечной молодости и «миллионов лет». Возможно, его стали считать воплощением Хора или Осириса. В 311–310 гг. до н. э. он от имени сына Роксаны вернул жрецам расположенного в Дельте города Буто доходы, которых лишил их неблагочестивый Ксеркс. Это стало кульминационным моментом в демонстрации уважения, которые Птолемей испытывал к египетской религии – «храмам Хора и Буто, бога и богини Пе и Деп, перешли все города в местностях Пе и Деп, их жители, пастбища, воды, птицы, стада и все сделанные там вещи».

Для Птолемея все это также стало прекрасной возможностью продемонстрировать египетскому жречеству собственное благочестие, и он не преминул сделать это. Себя он называл «великим наместником Египта» и «человеком, полным сил, осторожным разумом, неизменным храбростью, стоящим прочно на ногах». Жрецов Пе и Деп он также уверял, что «не было подобного ему среди иноземцев». В кои-то веки Птолемея обуяло ощущение собственного всемогущества.

Страна, где огромным влиянием обладает жречество, не способное похвастаться ни моральностью, ни щедростью, представляет собой весьма печальную картину. Птолемей не был враждебно настроен в отношении религии в целом. Он, наоборот, искренне верил, что ни одно государство не будет процветать без нее. Однако из этого убеждения он делал собственные выводы: религия должна быть общей для всех жителей страны и находиться под контролем государства. В этом не было ничего, что противоречило бы египетским догматам.

Религия в те времена являлась, несомненно, основой общества Египта (да и любого другого), а Осирис вполне заслужил право называться общенародным богом. Но предрассудки и легковерие уничтожили все самое хорошее, что было в древнеегипетской религии, и от культа Осириса, судьи мертвых, даровавшего надежду на возрождение, египтяне перешли к почитанию местных божеств, изображавшихся в виде животных. Если любой уважающий себя философ считал глупым стремление греков наделять богов человеческими страстями, то желание египтян снабдить животных божественной сущностью и поклоняться им могло показаться ему еще более абсурдным. По мнению Птолемея, египетская религия быстро вырождалась из-за излишнего влияния храмов и слабости государства.