– Опять же, дороги-то нынче затвердели, – рассмеялся, сообразив, о чём речь, Милорадович. – Точно, и под Вильно ещё мощная армия князя Репнина стоит, а ей до того же Кёнигсберга ведь гораздо ближе, чем нам.

– Думаю, что союзники и претенденты на участие в разделе намёк Суворова поняли правильно, – прихлёбывая из кружки, предположил Алексей. – Не зря в свои столицы их курьеры в этот же день ускакали. Ну а нам теперь нужно продумать, как бы тут лучше устроиться. Главному интенданту Александру Павловичу я соответственное задание уже дал, он людей к владельцам речных судов отправил, чтобы сторговаться и закупить у них побольше парусины. Висла совсем скоро уже замёрзнет, а значит, до конца половодья по хорошей цене можно будет парусиновое полотно взять, пусть даже и не новое. А потом двойным слоем палатки и шатры им покрыть. Ну и дрова… Помню, помню я, Николай. – Он кивнул вскинувшемуся Самойлову. – Отрядить партии по лесам и выбирать сухие лесины, сырыми ведь не протопишь хорошо костры. По провианту посмотреть ещё. Может, и прикупить чего. В общем, господа, пока предполагаем, что придётся нам зимовать тут, а там уж как начальство решит.

– Ваше высокородие, разрешите? – Сдвинув входной полог, в шатёр заглянул Никита. – Там каша доходит, может, подавать?

– Подожди немного, – покачав головой, сказал командир полка. – Пусть потомится, а уж через полчасика можно. Так ведь, господа, или пора?

– Да конечно, попозже, ещё и чай не допили, – загалдели офицеры.

– Слушаюсь, как скажете. – Старший вестовой кивнул и задёрнул полог.

– Ваше высокородие, благодарю за угощение. – Самойлов поднялся со скамьи. – Светает уже, сейчас в лагере побудка начнётся. Прика́жете подъём бить?

– Ну как только в главном квартирмейстерстве барабаны побудку ударят, тогда и вы в полковые бейте. Потом приходи, как раз уже сюда котёл занесут.

Огромный раскинутый за восточными пригородами Варшавы армейский полевой лагерь просыпался под звуки полковых и ротных барабанов. Выдували медь эскадронные трубачи кавалерии, слышались окрики командиров и гул многих тысяч солдатских голосов.

– Подъём, лежебоки! – В открывшейся щели показалась голова старшего унтера учебной роты Дубкова. – Встаём, ребятки! Нижнюю рубаху снимай и на лежанку клади, а сами выходи на пробежку.

– И так холодно, а ещё и совсем нагишаться, – ворчали молодые егеря, выбираясь из нагретых дыханием палаток на улицу. – Ох ты ж сколько снегу за ночь навалило!

– Третье отделение, не спим на ходу! Встали в строй! – К егерям подскочил капрал. – Вон уже половина плутонга на месте, скоро вся колонна будет в сборе.

– Рота, в общую колонну становись! – донёсся крик капитана.

– Быстрее, быстрее в строй! – всполошились унтеры. – Сам ротный на утреннюю пробежку вышел!

– Напра-аво! – послышалась новая команда. – С места бего-ом марш!

Сотня егерей, с голым торсом обежав два крайних ряда палаток и миновав караульный пост, затопала по просёлку.

– О-о, гляди, Ефим, молодые уже побегли, сейчас и стрелковые роты покажутся, давай-ка поширше, что ли, проём делаем. – Караульные поднатужились и поволокли вбок три связанные меж собой рогатины. А из лагеря уже выбегала на просёлок новая рота.

– Палатка уж больно огромная, может, сюда ещё одну походную печь поставить, как сам думаешь, Илья Павлович? – проговорил озабоченно командир полка. – Понятно, что тут у Варшавы послабей, чем у нас в России, морозы, но всё равно ведь три студёных месяца впереди.

– Да и так уже, господин бригадир, две походных печи с обоих концов топятся, – заметил полковой врач. – От них воздух внутри уж больно сильно сушится. Александр Павлович пообещал в первую очередь ещё одним слоем парусину в лазарете положить, так что, думаю, печей довольно. Сильный жар для раненых тоже ведь не очень хорошо, лучше уж такая, как сейчас, лёгкая прохлада.