Зайдя однажды в местную лавку, чтобы просто купить домашнего печенья к чаю, он встретил дочь лавочника. Маленькую, кудрявую как молодая овечка, девушку. Курносый носик, пухлые розовые губки и живые зеленые глаза ударили молодого доктора в самое сердце и разрушили все планы на жизнь. Девушку звали Татьяна, она уже была обручена и через месяц должна была состояться свадьба. Климентий, не в силах противостоять собственному сердцу, признался ей в чувствах, пообещал всё возможное и саму свою жизнь. Но Татьяна, подумав недолго, со слезами на глазах и дрожанием рук отказала ему. Свадьба ее состоялась в назначенный срок и прошла с должной пышностью для маленького городка.

Как сухие осенние листья стираются в пыль между ладонями, так амбиции и честолюбие Климентия стерлись в пыль между его сердечными переживаниями. Он отказался от должности в столичной больнице просто, быстро и без сожаления. И, открыв частную практику и устроившись на подработку в земской больнице, остался жить в городке. Он не искал встреч с Татьяной, не писал ей и ни о чем больше не просил. Его мечта была одна – столкнуться с ней раз или два в неделю и, увидев издалека, вспоминать потом до следующей встречи ее курносый профиль, зеленые глаза и непослушные завитушки, выбивающиеся из шпилек, лент и заколок.

Однажды, в очередную встречу, он увидел трогательный округлившийся живот Татьяны. Климентий застыл посреди улицы и не мог сдвинуться с места. На следующий день он собрал все свои вещи, уволился из больницы и уехал за город, в тот самый далекий дом, стоящий как изгой в стороне от всего мира. Небольших сбережений хватило Климентию, чтобы полностью выкупить дом, отремонтировать его и продолжить практику. А потом… Потом он даже сам не заметил, как из доктора превратился в почти гробовщика. Все чаще ему стали привозить тяжелых и умирающих больных. Он не отказывал никому, и весь город знал, что у Климентия Павловича за небольшие деньги или даже без денег примут любого больного и облегчат его последние страдания.

Не зайди он тогда в эту злосчастную лавку, то как раз сейчас вместо того, чтобы стоять на крыльце и встречать повозки, Климентий работал бы в Маньчжурии. Там в самом разгаре бушевала эпидемия чумы. Болезнь со стремительной скоростью двигалась в сторону границ Российской империи, и академией была организована большая экспедиция из преподавательского состава и студентов и отправлена на ликвидацию чумы. Но он зашел в лавку и увидел Татьяну…

С момента их последней встречи прошло более десяти лет.

Он не сразу узнал ее.

На дне повозки, в каких-то черных лохмотьях, прикрытая грязным покрывалом, лежала тонкая, как свеча, женщина. Лицо ее, от глаза до уголка рта, было изуродовано корявой опухолью. В нескольких местах опухоль нарывала и истекала зловонным гноем. Женщина была не в сознании. Весь ее вид и содержимое повозки напоминали смерть, и только маленькие черные овечьи кудряшки, живо торчащие из-под грязного платка, напоминали жизнь.

Когда Климентий Павлович понял, кто перед ним, то руки его задрожали, и слезы, прятавшиеся где-то в глубине души много лет, стали сами выкатываться из глаз и капать на сырую землю. Одновременно с первой слезой доктора серое небо тоже стало проливать мелкую морось начинающегося дождя.

– Почему в такой грязи? – дрожащим и срывающимся голосом, не видя ничего вокруг, спросил он у возничего.

– Она бездомная. Побиралась у храма несколько месяцев. Вчера ее в больницу привезли. Главный доктор сказал к вам… Принимать будете? – равнодушно потирая ладони, ответил возничий.