– Тогда… – судорожно сглотнул врач – Я, пожалуй, пойду…

Задумчиво развернувшись, он спокойно ушёл, оставив Савелия одного возле палаты. Ухватившись за ручку двери, молодой человек достал из кармана рацию и коротко сообщил:

– Опергруппа, на выход.

Из приехавшего на восьмой этаж лифта вышли четыре человека в идентичных ему одеяниях. Скрывая лица за чёрными очками, чеканя шаг, они неумолимо приближались к десятой палате, где их уже ждал их коллега, временной проводник белгородского ЛПВП.

– Значит так – строго заявил Савелий, – Я пойду первым. Если я подам этот знак – показал он поднятые вверх указательный и средний палец, – Это значит «стрелять на поражение». Пока не подам его – ни в коем случае, как бы она ни сопротивлялась, не стрелять! Я с ней сам разберусь. Вам ясно?

Все четверо молча кивнули. Развернувшись к двери, напоследок взмахнув плащом, Савелий повернул дверную ручку и медленно, с опаской приоткрыл дверь в палату.

Тьма вокруг жгла лицо. Голова невыносимо кружилась, кровь ручьём текла вверх по ноге. Всё тело содрогалось от адской боли, разрывающей ногу, пальцы рук стремительно холодели. Непреодолимая сила тянула куда-то вниз… А потом всё исчезло. Страшная темнота обволакивала непроглядным туманом, поглощая всё вокруг, пока в конце концов не осталось ничего – только жуткая, разрывающая на части боль. Складывалось ощущение, словно это конец. Словно скоро всё закончится…

Но тут у неё заново прорезалось дыхание – запах нашатыря стремительно ворвался в лёгкие. Боль в ноге постепенно перетекла в тянущую, ноющую, не рвущую пополам, как раньше. Уши обдал ледяным душем короткий противный писк. А потом ещё один. И ещё. И ещё… «Похоже на осциллограф… А может, он и есть?» – медленно приоткрыв слипающиеся веки, Анна обнаружила вокруг себя странную комнату. Всё было как в тумане: голова страшно раскалывалась и кружилась, так что она сумела разглядеть только светло-оранжевые стены вокруг и идеально чистый белый потолок. Рёбрами девушка ощутила под собой что-то плоское – вроде кровати, но потвёрже. Одеяло вместе с жёсткой подушкой плотно обволакивали всё её тело, не давая Анне пошевелиться. Левая нога, туго перебинтованная ниже колена, слегка торчала из-под одеяла – посередине повязки расплылось большое вишнёвое пятно. На голове Анна ощутила тяжёлые, давящие бинты. Анну слегка подташнивало, в глазах мелькали разноцветные звёздочки. Всё вокруг ещё немного кружилось. Сил не было даже на то, чтобы подняться с кровати – тело словно налилось свинцом, даже повернуть голову было очень трудно. Из всего этого напуганная до полусмерти девушка сделала единственно верный вывод – она в больнице.

Прикованная к кровати, Анна продолжала одними серо-голубыми глазами осматривать место, в которое попала. Холодный, пропитанный запахом медицинского спирта воздух раздражал нос. Осциллограф на прикроватной тумбе где-то раз в секунду пронзительно пищал прямо ей в правое ухо. Напротив кровати сквозь рассеивающийся понемногу туман едва виднелась белая дверь, а справа от неё – широченное матовое окно. Кажется, она всё ещё в прошлом – на двери висит календарь за 2000-ый год. За стеклом, отделявшим палату от коридора, девушка заметила чей-то смутный силуэт. Девушка попыталась его разглядеть, как, по всей видимости, женский силуэт тут же исчез. С трудом повернув голову направо, Анна обнаружила возле себя ещё четверых больных – все, как один, были в коме. «Выходит, я тоже… Была?» – задумалась гостья из будущего.

Медленно пошевелив затёкшими конечностями, Анна попыталась подняться. С трудом, опираясь на подлокотники, девушка оторвала свою спину от больничных носилок. Одеяло сразу же сползло с неё, обнажив тонкую грязно-белую больничную робу. Стало немного холодно, но вполне терпимо. Анна принялась медленно прощупывать себя и нашла пальцами три длинных пореза на лице. На руках не осталось ни единого живого места – всё в царапинах. Благо, раны мелкие, уже заживают. А остальное – остальное, кажется, всё цело! Разве что нога болит после аварии, но это уже пустяк!