Всё бродишь кругами?
Всё думаешь, стоит ли этому типу открыться?
Ты мне предлагаешь сложить из стихов оригами,
а я тебе снова под пятой ступенькой порыться.
Ну здравствуй. Не стоит пытаться умерить дыханье.
Твоё появление дело каких-то столетий.
Глядят на меня, не мигая, из чьей-то лохани
созвездия. Тесно им, бедным, на этой планете.
Журавлик уснул на дощечке, ручною синичкой.
На нужной дощечке… Какие звучащие краски!
Мой Боже, как долго не гаснет зажженная спичка.
Задуть – не задуть?
Пусть ожог станет нужною встряской.
Ну здравствуй, родная.
Молчи и позволь мне собраться.
Казалось, я все рассчитал
в своём сказочном царстве.
Но снова дрожу, как былинка, боясь аберраций.
Запомни, под пятой ступенькой. Под пятой.
– Ну здравствуй!
8 июля 2012 года
И. С. Б
(В которое море?..)
Два голоса лились.
Два голоса слились.
Два голоса вились,
как локоны Девы.
Два сердца не бились.
Два сердца разбились.
Два сердца влюбились
в небесном напеве.
И тот, что был первым,
просил нас поверить
отпущенной мере
сполна отдаваться.
А тот, что перечил,
был просто доверчив.
Похожий на вечер,
он к истине крался.
О чём они спорят?
Кому они вторят?
В которое море
рекою впадают?
Чуть слышно о Б-ге.
О смерти – немного.
О жизни… дорогой
от споров страдая.
Порою как дети
в мерцающем свете,
приветствуя ветер,
смолкая с закатом,
начнут по-иному,
как будто в истоме,
шептаться о доме
под пульса стаккато.
А небо прекрасно. Да-да.
А солнце прекрасно. Да-да.
А дети прекрасны. Да-да.
Нет смысла перечить.
А звёзды не гаснут. Да-Да.
А девы прекрасны. Да-да.
И всё не напрасно. Да-да.
Их должно беречь им.
Пусть льются без меры,
не правдой, так Верой:
неясно, кто первый…
в соитье согласьем.
Два голоса – оба
текут на дорогу
дыханием Б-га.
И мир так прекрасен.
10 июля 2012 года
«Спасибо»
…Рудольфу Баршаю
Разговаривать было опасно:
смертельно опасно.
Но не страх был причиной молчанья
весенним тем днём.
Тишина… (не вино и не слово)
казалась им красной.
Лишь коробка конфет украшала
тот странный приём…
* * *
Человек приехал к Шостаковичу.
Просто так приехал невзначай.
Человек приехал к Шостаковичу
не работать. Даже не на чай.
В цирк сходил с ребёнком… и приехал.
Предварительно, конечно, позвонил.
Вроде люди ходят в цирк для смеха.
Человек же в цирке приуныл.
Прыгала собачка по роялю.
– Это что, простите, за сумбур?
– Рр-ав-в. Я Шостаковича играю.
Правда ли, весёлый каламбур?
«Дмитрий Дмитриевич, знаю, как Вам трудно…
…Я могу.
Свободен…
Хоть сейчас».
Ехал он, не думая подспудно,
для чего.
Так… помолчать.
На час.
Человек приехал к Шостаковичу
в феврале иль раннею весной,
несмотря на «Правду»… к Шостаковичу.
Год стоял тогда сорок восьмой.
* * *
…разговаривать было опасно
и с собственным эхом.
Они пили вино и молчали:
не рыбы, а глыбы.
И когда опустела бутылка —
гость встал, чтоб уехать,
а хозяин, пожав ему руку,
промолвил: – «Спасибо».
11 – 12 июля 2012 года
Лепесток дыхания
…Олегу Дорману
Он нёс свечу.
Огонь дрожал, как сердце.
Он нёс свечу
под проливным дождём.
Он сам дрожал,
не в силах опереться,
боясь упасть.
Он знал, что был рождён