Следователь Озеров, вылитый второгодник с последней парты: лопоухий, ненадолго притихший, после того как нашкодил и попался, усиленно жевал жвачку. Медведев, прежде чем допустить на вверенную ему территорию Озерова, внимательно осмотрел залётчика. Фейс-контроль следователю удалось пройти, времени оказалось достаточно, чтобы протрезветь.

– Чего ты какой бледный? – Медведев всё же нашел к чему придраться.

– Ничего не бледный, – ответил Озеров.

В его голосе просквозили первые после недолгого смирения дерзкие нотки.

– Тише, тише! – зашикали на них все. – Президент выступает.

Выступал не Президент, а исполнявший его обязанности, худощавый с бесстрастным лицом малознакомый телеаудитории мужчина, объявленный преемником. Он стоял в одном костюме на фоне красиво подсвеченного зимнего Кремля. В отличие от предшественника бокала с шампанским в руке у него не имелось. Он выглядел немного смущённым и говорил отрывистыми фразами.

– Сегодня, в новогоднюю ночь я, как и вы с родными и друзьями, собирался выслушать слова приветствия Президента России Бориса Николаевича Ельцина. Но вышло иначе. Сегодня первый Президент России принял решение уйти в отставку. Он просил меня обратиться к стране. Дорогие россияне, дорогие соотечественники! Сегодня на меня возложена обязанность главы государства. Через три месяца состоятся выборы Президента России…

В конце короткого выступления и.о. Президента высказал пожелания, чтобы у всех дорогих ему россиян исполнились мечты. Себе, надо понимать, он пожелал одержать победу в предстоящих честных демократических выборах.

Маштаков ждал, когда главный человек в государстве скажет, что через несколько минут начинается новое тысячелетие. Подобный авторитетный довод Саша Веткин не смог бы опровергнуть. Но выступающий данного вопроса, несмотря на всю его актуальность, не затронул, и это заронило в Михиной душе определённые сомнения насчет правильности собственной позиции.

Под бой курантов дежурный Медведев открутил крышку с большой бутылки «Кока-колы» и стал наливать в пластиковые стаканчики, выставленные на освобожденный от бумаг пульт. Газированная кола сердито шипела.

– Налетайте!

Миха, дотянувшись, взял один стаканчик, заглянул в него. Пузырившаяся жидкость имела тёмно-коричневый цвет.

В голове промелькнула мысль, что последние двадцать лет он не праздновал Новый год без спиртного. И сразу поправил себя: «А ведь ты врёшь, Василий Иваныч[59], восемьдесят четвертый год в Свердловске встречал насухую, вспомни-ка».

Тогда ему, молодому сержанту, недавно прибывшему в войска из учебки, спиртное не положено было по сроку службы. Ту новогоднюю ночь он простоял на тумбочке в качестве бессменного дневального по батарее. Полуголодный с разбитой, сильно кровоточившей губой.

«Пусть этот год будет не похожим на предыдущие», – пожелал себе Маштаков и стукнулся стаканчиком по аналогичной одноразовой ёмкости, протянутой к нему лучезарно улыбавшейся дознавательницей Семеркиной.

Следователь Озеров отхлебнул крайне осторожно и скорчил гримасу отвращения:

– Неужели нельзя на всех бутылочку шампузика чисто символически раскатать? Детям и то на Новый год разрешают.

Проглотив синтетическую на вкус колу, Миха смял стаканчик и с ним на пару покинул дежурку. Поднялся к себе на второй этаж.

Вот и наступил долгожданный двухтысячный год. Помнится, в детстве во дворе с мальчишками рассуждали про двухтысячный, казавшийся недосягаемо далеким. Подсчитывали, сколько кому к тому времени исполнится лет. Десятилетний Миша ужасался: ему будет целых тридцать четыре года! А ведь многие парни из его двора не смогли дожить и до такого возраста. Маштакову в детстве, как и большинству пацанов, казалось, что он обязательно станет кем-то очень знаменитым на всю страну, если не на весь мир. И вот новое столетие, и вот ему полных тридцать четыре, а он заурядный опер провинциального уголовного розыска. Бесперспективный неудачник с издерганными нервами, пьющий, стоящий в одном шаге от развода.